Выбрать главу

— А потом? Вы говорили с кем-нибудь из них?

— Да, и много читал о судебных процессах.

— И что вы чувствовали?

— Черт, не знаю. Кто я такой, чтобы судить других? Меня там не было, я не прошел через то, что вынесли они. Этот разговор из серии «а что если». Тогда у меня не было на это времени. Меня ждала работа.

Я знаю, историки любят говорить, что у американской армии самый низкий процент убитых за время наступления. Низкий — по сравнению с другими странами, Китаем и, возможно, русскими. Низкий, если считать только тех убитых, которых прикончил Зак. На той дороге была масса способов уйти в мир иной, и почти две трети из них не значились в пирамиде из буклета.

Хуже всего болезни, такие, которых и существовать уже не должно. Да, нам скармливали таблетки и делали уколы, мы хорошо ели и регулярно проверялись у врача, но вокруг было столько дряни, в земле, воде, каплях дождя, в воздухе, которым мы дышали… Каждый раз, когда мы заходили в город или освобождали зону, хотя бы одного не досчитывались — или умирал, или его забирали на карантин. В Детройте потеряли целый взвод из-за испанки. Тогда командиры реально струхнули, поместили в карантин целый батальон на две недели.

Еще были мины, которые ставили военные, когда бежали на запад. Тогда им казалось, что они поступают очень умно. Насажал мин через каждый километр — и жди, пока Зак подорвется. Единственная проблема — противопехотные мины действуют совсем по-другому. Не взрывают человеческое тело, а оттяпывают ногу или яйца. Для этого они и предназначены. Не убить, а ранить, чтобы армия тратила ценные ресурсы на лечение, а потом отправила калеку домой, дабы он каждый раз напоминал своим гражданским маме и папе, что они поторопились, решив поддержать эту войну. Но у Зака нет дома, нет мамы с папой. Обычные мины дают нам только ораву искалеченных упырей, которые, если уж на то пошло, лишь затрудняют работу. Вам ведь нужны прямостоящие, которых легко увидеть, а не те, что ползают в траве и ждут, чтобы на них наступили — эти сами как мины. Местонахождение большинства мин было неизвестно, многие подразделения, которые ставили их во время отступления, не оставили правильной разметки или потеряли координаты, других уже просто не было в живых и они ничего не могли рассказать. Прибавьте сюда работу чертовых ПЧЗ, ямы-ловушки с заостренными колами и растяжки с картечью для дробовика.

Так я потерял своего друга. В Уол-Марте, в Рочестере, штат Нью-Йорк. Парень родился в Сальвадоре, но вырос в Кали. Слышали когда-нибудь о ребятах из Бойл-Хайтс? Закаченные работяги, которых отправили обратно в Сальвадор, потому что теоретически они были нелегалами. Моего приятеля выкинули как раз перед началом войны. Он прорывался обратно через всю Мексику, в самые черные дни Паники, пешком, вооруженный одним мачете. У него не осталось ни семьи, ни друзей, только новый дом. Парень так любил эту страну. Напомнил мне дедушку, знаете, вся эта история с иммигрантами… А потом он получил в лицо порцию металла двадцатого калибра, которую ему заготовил какой-то ПЧЗ, испустивший дух, наверное, много лет назад. Чертовы мины и ловушки.

Еще были несчастные случаи. Ведь из-за боев ослабло столько зданий. Плюс за ними никто не ухаживал много лет, плюс несколько метров снега. Когда без предупреждения падала крыша, все здание рушилось. Так я потерял еще одного человека, женщину. Она наткнулась на дикаря, он бежал к ней по заброшенному гаражу. Она выстрелила, и все. Не знаю, сколько тонн снега и льда проломило крышу. Она была… мы были… близки, понимаете. И никогда об этом не говорили. Думали, что иначе станем «официальной парой». Наверное, нам казалось, что так будет легче, если с одним из нас что-то случится.

(Смотрит на отбельщиков, улыбается жене).

— Не сработало.

(Замолкает на миг, глубоко вздыхает).

— И изломанная психика. Иногда мы входили в забаррикадированные зоны и находили только обглоданные крысами скелеты. Я говорю не о захваченных зонах, а о тех, которые вымирали из-за голода, болезней или просто ощущения, что дальше жить нет смысла. Однажды мы взломали церковь в Канзасе. Судя по всему, там взрослые сначала убили детей… Паренек в нашем взводе, из амишей, читал записку каждого самоубийцы, заучивал ее наизусть, потом оставлял на своем теле маленький порез, крохотная царапина «на память». Чокнутый сукин сын был изрезан от шеи до пяток. Когда об этом узнал лейтенант… бойца тут же выперли по восьмому параграфу.[99]

Больше всего по восьмому параграфу вылетало на последних этапах войны. Не из-за стресса, понимаете, а из-за его недостатка. Мы все знали, что скоро конец. Наверное, многим, кто так долго сдерживался, внутренний голос однажды говорил: «Эй, приятель, расслабься, теперь уже все хорошо».

Я знал одного парня, здоровенного бронтозавра, до войны он занимался профессиональной борьбой. Мы шли по шоссе рядом с Пуласки, штат Нью-Йорк, когда ветер донес запах из раскуроченной фуры. Она везла бутылки с туалетной водой, ничего особенного, дешевый аромат из стрипмолла. Он застыл и начал гоготать как ребенок. Не мог остановиться. Это был монстр, который завалил двух чудовищь, великан который как-то схватил упыря и размахивал им как палкой в рукопашной схватке. Нам пришлось вчетвером тащить его на носилках. Мы решили, что тот запах напомнил ему о ком-то. Но так и не узнали, о ком.

Еще один мужик, совершенно обычный, за сорок, лысеющий, с намечающимся брюшком, какое только можно было отрастить в те дни, с лицом довоенного торгаша, страдающего изжогой. Мы находились в Хаммонде, штат Индиана, искали оружие для штурма Чикаго. Он приметил дом в конце пустой улицы, совсем нетронутый, не считая заколоченных окон и выломанной двери. Странно улыбнулся… Нам следовало догадаться, в чем дело, прежде чем он вышел из строя, прежде чем мы услышали выстрел. Мужик сидел в гостиной, в потертом старом кресле. Винтовка была зажала у него между ног, он все так же улыбался. Я посмотрел фотографии на каминной полке. Это был его дом.

Это крайние случаи, тут даже я понимал, что у человек поехала крыша. Про остальных никогда бы не подумал. Мен больше интересовало, кто остался в здравом уме, а не кт чокнулся. Странно, да?

Как-то в Портленде, штат Мэн… Мы торчали в Диринг-Оукс-парк, сторожили груду выбеленных костей, которые лежали там со времен Паники. Двое рядовых взяли по черепу и начали разыгрывать сценку из «Там, где будем свободны я и ты». Как малые дети. Я узнал ее только потому, что у моего старшего брата была пластинка, ее слушали еще до меня. Некоторым из рядовых постарше, из «поколения Икс», очень понравилось. Собралась небольшая толпа, все смеялись и свистели, глядя на два черепа. «Привет-привет, я ребенок. А я кто, по-твоему, батон хлеба?» А когда сценка закончилась, все непроизвольно затянули песенку: «Я вижу страну…»,[100] подыгрывая себе набедренных костях скелетов, словно на чертовых банджо. Я посмотрел поверх людей на одного из наших психиатров. Никогда не мог произнести его имя, доктор Чандра-как-то-там.[101] Я вопросительно посмотрел ему в глаза: дескать, док, они все свихнулись, да? Он, наверное, догадался, о чем я, потому что улыбнулся в ответ и покачал головой. Тогда мне и вправду стало жутко. Если те, кто ведут себя как чокнутые, таковыми не являются, тогда как узнать рехнувшихся по-настоящему?

Командир нашего взвода… вы, должно быть, ее знаете. Она участвовала в «Битве пяти колледжей». Помните, высокая амазонка с ножом, та, что пела песню? Она выглядела совсем по-другому, чем в фильме. От округлостей не осталось и следа, длинные густые черные волосы сменила короткая стрижка. Она была хорошим командиром. Сержант Авалон. Однажды на поле мы нашли черепаху. Тогда черепахи были что единороги — днем с огнем не сыщешь. У Авалон появилось такое выражение лица… не знаю, как у ребенка, что ли. Сержант улыбнулась. Она никогда не улыбалась. Я услышал, как Авалон шепчет черепахе какую-то чепуху: «Митакуеоя-син». Позже я узнал, что на языке индейцев лакота это значит: «мой единственный родственник». Я даже не догадывался, что она наполовину сиу. Авалон вообще никогда и ничего о себе не говорила. И вдруг, как призрак, явился доктор Чандра, положил ей руку на плечо и тихо сказал: «Пойдем, сержант, выпьем кофе».

вернуться

99

Увольнение с поенной службы в связи с профессиональной или психологической непригодностью, психическими отклонениями и т. п. на основании раздела VI11 армейского устава 615–360. (Англо-русский лингвос-трановедческий словарь «Американа-Н».) — Примеч. пер.

вернуться

100

Строка из детской песенки «Free to Be? You and Me»: «There'sa land that I see…» — Примеч. пер.

вернуться

101

Майор Тед Чандрасекар.