Усложняя мир таким образом, информационные технологии делают мир все менее познаваемым индивидуальным сознанием. Человек все в большей степени воспринимает преимущественно информационный мир, а живет по-прежнему в физическом. В результате он во все большей степени реагирует не на тот мир, в котором живет, и утрачивает критерий истины.
Снижая адекватность человека, информационные технологии создают потребность в формировании нового, надличностного типа сознания, способного адекватно воспринимать новый, стремительно усложняющийся мир.
Однако для индивидуального человеческого сознания, которое пишет эту книгу и которому она адресована, это утешение представляется весьма слабым. После того, как в настоящем параграфе мы выявили причины снижения его адекватности и зафиксировали этот факт на, если можно так выразиться, философском уровне, самое время рассмотреть конкретные проявления этого общего правила. Без этого невозможно в полном объеме прочувствовать, насколько туго приходится индивидуальному сознанию в условиях информационной революции и порождаемой ею глобализации.
2.2. Ловушки коммуникаций
В отсутствие великой цели неограниченные возможности лишь подчеркивают нищету желаний
«Люди, избравшие своей карьерой информацию, …часто не располагают ничем, что они могли бы сообщить другим»
(Н.Винер)
Несмотря на описанные в предыдущем параграфе глубину и масштаб изменений, порождаемых информационной революцией, с узкопрактической точки зрения она сводится к достаточно простым и понятным явлениям: кардинальному упрощению коммуникаций, качественному повышению их интенсивности и разнообразия.
Вызванный им и продолжающийся и по сей день «информационный взрыв» резко контрастирует со средствами переработки и тем более восприятия информации. Сформированные в прошлую эпоху качественно меньшего объема информации и качественно более медленного его нарастания, они претерпели с тех пор лишь незначительные и, во всяком случае, не принципиальные изменения.
В результате они в целом не соответствуют требованиям, предъявляемым им информационной революцией. Попытки усовершенствования при сохранении их заведомо устаревших основных принципов носят заведомо недостаточный и частичный характер, представляя собой мучительный, порой до смешного, и, как правило, безнадежный поиск сомнительного компромисса между требованиями радикально изменившегося внешнего мира и косностью как социальных традиций, так и организационных конструкций.
Фундаментальным следствием информационной революции является возникновение и обострение противоречия между нарастающей важностью упорядочивания информации и принципиальной, технологической ограниченностью возможностей этого упорядочивания. Частным проявлением этого противоречия представляется то, что информационные технологии увеличивают разнообразие воспринимаемой каждым из нас части мира чрезмерно по сравнению с накопленным нами жизненным опытом.
Так или иначе, масштабы восприятия начинают устойчиво превышать возможности осознания, в результате чего традиционные способы осознания окружающего мира, и, прежде всего, логическое мышление начинают давать систематические сбои.
Наиболее распространенным следствием расширения кругозора за пределы, доступные здравому смыслу, становится фрагментарность анализа: по классической поговорке физиков, «перестав видеть за деревьями лес, ученые решают проблему переходом к изучению отдельных листьев». Беда в том, что при этом они продолжают уверенно делать выводы о лесе в целом.
Рассматривая е логические цепочки, жертвы фрагментарного подхода не обращают внимания на их соотнесение друг с другом и с окружающей действительностью. С формальной точки зрения их построения, взятые сами по себе, безупречно логичны, однако в тех случаях, когда они с самого начала не «ухватили суть» рассматриваемого явления, а сосредоточились на изучении его второстепенных черт, несущественность исходных фактов делает весь анализ не только несущественным, но и неверным.
Другой все более распространенной стандартной ошибкой, родственной описанной, является забвение количественных критериев и сосредоточение исключительно на качественном анализе.
Реальная жизнь напоминает химическую реакцию тем, что в ней очень часто одновременно происходят не просто разно-, но и противоположно направленные процессы, и лишь количественный анализ способен показать, какая из формально логичных реакций доминирует на самом деле. Ограничиваясь в силу лени, нехватки достоверных данных или неумения их интерпретировать только качественным анализом, аналитик добровольно лишает себя критерия истины. В результате он теряет - как правило, необратимо - возможность выяснить степень соответствия своих построений действительности (стоит отметить, что к выяснению этой степени - вероятно, в силу предчувствий, оживляемых могучим инстинктом самосохранения, - стремятся далеко не все аналитики).
О том, как далеко может завести невнимание к количественному анализу, свидетельствует анализ последствий смягчения финансовой политики для обменного курса рубля, вполне серьезно излагавшийся рядом уважаемых и по сей день экономистов еще в 1994 году, на третьем году существования в России организованного валютного рынка.
В соответствии с этим анализом, смягчение финансовой политики улучшит положение реального сектора, страдавшего от ее чрезмерной жесткости. Реальный сектор начнет развиваться и предъявит новый спрос на деньги, который оттянет их часть с финансовых рынков, в том числе и с валютного. В результате рублевый спрос на валюту уменьшится, что при сохранении неизменного уровня валютного предложения не может не привести к росту обменного курса рубля.
Таким образом, в соответствии с приведенными формально логичными построениями, смягчение финансовой политики должно было привести не к ослаблению, но, напротив, к укреплению рубля!
Этот анализ одновременно фрагментарен и ограничен только качественными аспектами. Тем не менее, оставаясь в его рамках и не делая «шаг в сторону» (в виде как минимум сопоставления доходности реального сектора и операций на валютном рынке, определяющего реальное направление перетока дополнительной рублевой массы), раскрыть его самоочевидную с практической точки зрения абсурдность крайне затруднительно.
Расширение восприятия за пределы возможного осмысления вызывает естественную компенсаторную реакцию, заключающуюся, с одной стороны, в придании гипертрофированного значения всякого рода авторитетным мнениям, а с другой - в растущей склонности к внелогическим интуитивным решениям, «озарениям», апеллирующим в конечном счете не к логическим доводам, а к собственной психологии принимающего решение лица.
«Сотворение кумира» в виде того или иного эксперта или целого «экспертного сообщества» означает переориентацию принимающего решение субъекта с приоритетного восприятия реальности на приоритетное восприятие мнений более авторитетных для него субъектов. При этом упускается из виду то, что эксперты обычно - по вполне объективным обстоятельствам - погружены в интересующую его реальность меньше, чем он сам. Таким образом, с точки зрения жаждущего совета экспертное сообщество неминуемо оторвано от реальности - по крайней мере, от непосредственно интересующей его части этой реальности.