В конце 1980-х и начале 1990-х гг. в Польше и бывших республиках СССР аналогичные вопросы стали вновь актуальны в процессе обсуждения скорости перехода от командной к рыночной модели экономики. Сложилось впечатление, что успех трансформации экономики зависит от того, в какой степени люди сохранили память о капиталистическом образе жизни, который имел место до прихода советской власти. В Польше связь с рыночной экономикой оказалась гораздо прочнее, чем в России, где за долгие годы социализма она была практически уничтожена. Для успешного завершения переходного периода такого рода память намного важнее, чем скорость приватизации и сокращения государственного контроля.
Процесс перехода от командной к рыночной экономике, в который была вовлечена Восточная Европа в начале 1990-х гг., означал, что деятельность финансовых структур больше не регулируется. Предприниматели, многие из них бывшие военнослужащие, начали свой бизнес в надежде на получение высоких доходов, скажем, 30% в месяц. В этих странах население имело значительные накопления в валюте и депозитные счета в государственных банках, процентные ставки по которым были очень низкими. Поэтому обещание вновь создаваемых финансовых структур выплачивать высокие проценты выглядело очень заманчивым. При этом конкуренция между подобными «банками» также способствовала поддержанию обещанных процентных платежей на высоком уровне.
Некоторые албанцы продавали свои дома, вкладывали деньги в такие финансовые институты и на ежемесячные проценты арендовали свои же бывшие дома, благодаря тому, что проценты намного превышали арендную плату. Довольно часто покупателями домов были те же предприниматели, которые владели финансовыми компаниями. Албанцы, проживающие в Нью-Йорке, Чикаго и других городах, собирали деньги и отправляли их в Тирану для того, чтобы их родственники положили их на депозит. Некоторые албанцы даже перестали работать, потому что проценты во много раз превышали их заработную плату.
Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
Один из иррациональных вариантов возникает в обществе, которое слепо возлагает свои надежды на какое-либо особенное событие, мало связанное с текущими экономическими обстоятельствами, а другой вариант возникает при игнорировании очевидных фактов, о которых предпочитают не думать. Многие австрийские предприятия ожидали получения значительных преимуществ от проведения в 1873 г. Мировой выставки и инвестировали значительные средства в это мероприятие. В результате таких инвестиций их ликвидные обязательства намного превысили ликвидные активы, и они оказались перед лицом острых финансовых проблем. Целью подобного рода выставок является рост деловой активности, поэтому значительные средства вкладываются в создание инфраструктуры, необходимой для размещения участников. В такой период банковское кредитование расширяется до максимальных пределов; товары, земля, акции конвертируются в наличные средства, а цепочка «дружеских» векселей удлиняется насколько это только возможно. Тем не менее банки и другие компании продолжали упорствовать, ожидая открытия выставки, надеясь на то, что рост продаж спасет ситуацию. Когда же выставка открылась, рост продаж оказался намного меньше, чем ожидалось, и но прошествии нескольких дней рынок обрушился.
В качестве иллюстрации подавления противоречащих доказательств — когнитивно-диссонаненый случай — рассмотрим анализ неудачной попытки германского правительства ограничить краткосрочные зарубежные займы в конце 1920-х гг. Автор исследования — Д. У. Бейен — полагал, что в этом случае риски были проигнорированы даже министром финансов, и добавлял, что «это не первый и не последний случай, когда сознание подавлялось» [55].
Приведенные примеры говорят о том, что, несмотря на общую бесполезность допущения рациональности, в рыночных условиях иногда происходят иррациональные события, даже если при этом каждый из участников рассматривает свои действия как рациональные.