Шведский Riksbank, основанный в 1668 г., имел два подразделения [8]: Обменный банк, созданный по образу и подобию Bank of Amsterdam (Wisselbank), и Кредитный банк (Liinebank). Такое разделение предвосхитило появление банковского закона, принятого в Великобритании в 1844 г. и устанавливающего компромисс между двумя школами.
Согласно этому закону, эмиссионное управление должно было осуществлять выпуск банкнот сверх установленной фидуциарной эмиссии, обеспеченной авуарами Государственного банка Англии, являвшегося держателем британского правительственного долга, только при наличии «металлического» обеспечения в виде депозитов денег или драгоценных металлов. Другое подразделение — банковское управление — могло брать ссуды для увеличения резервов банкнот, выпускаемых эмиссионным управлением. Таким образом, учреждение эмиссионного управления стало победой Денежной школы, которая критиковала Государственный банк Англии за предоставление ссуд и эмиссию банкнот после приостановки действия золотого стандарта в 1797 г. (Аргументы Государственного банка Англии, придерживающегося такой практики, сводились к тому, что рост инфляции не увеличивается в том случае, когда ссуды направляются на финансирование торговых операций.) В свою очередь, учреждение банковского управления стало победой для Банковской школы, а также для тех, кто полагал, что расширение кредита поможет профинансировать начальный толчок на ранних стадиях восстановления экономики.
Представление Денежной школы о том, что расширение кредита, направленного на развитие экономических возможностей, неминуемо приведет к инфляции, было верным. Мнение представителей Банковской школы о том, что увеличение кредитной массы необходимо для начала экономического роста, также было справедливым. Требования Денежной школы, направленные на то, чтобы учет векселей был жестко привязан к фактическим коммерческим сделкам, получили название «доктрина реальных счетов». Рост экономики вызывал увеличение вексельного оборота и денежной массы, а в конечном счете, приводил к росту инфляции. Процесс расширения кредита поднимал важнейший политический вопрос — реально ли законодательно установить ограничивающие рамки, и могут ли эти рамки быть определены в соответствии с автоматически работающим правилом.
Основная проблема заключается в измерении эффективной денежной массы. Уолтер Бейджхот писал: «Английские бизнесмены не любят денежный вопрос. Они затрудняются точно определить, что такое деньги: они знают как нужно считать, но что нужно считать они не знают» [9].
Исторический факт состоит в том, что каждый раз, когда денежно-кредитные контролирующие органы фиксируют или берут под контроль некий объем денежной массы, М (в абсолютном ли объеме, или по предопределенной норме роста), в периоды экономической эйфории неизменно появляется большое количество «почти денег» или денежных заменителей. Если под принятое определение денег подпадают ликвидные ценные бумаги, экономическая эйфория может привести к «превращению кредита в деньги» такими способами, которые выходят за границы принятого определения. Скорость обращения денег (которая определяется, как общая величина расходов или национального дохода, разделенная на денежную массу) будет увеличиваться, даже если определенный традиционным способом объем денег останется неизменным. В итоге дебаты свелись к тому, должны ли деньги быть определены как значение МУ — непосредственно деньги плюс депозиты до востребования; как значение М2, равное М/ плюс срочные депозиты; как значение М3, состоящее из М2 плюс высоколиквидные правительственные ценные бумаги; или как некоторое другое значение.