Основной идеей раннего христианства был приоритет духовного очищения человека, причем был важен не сам факт исполнения или неисполнения ритуала (покаяние и крещение в Иордане), а внутренний настрой человека.
Христианские общины, возникшие во второй половине I в., еще не имели сложившегося вероучения: одних привлекал образ бедного человека, ставшего помазанником божьим и воскресшего, других – божество, принявшее вид раба, но все они верили в то, что он пострадал во имя людей и принесет им избавление от страданий.
С самого начала в христианской этике сочетались логически несочитаемые вера в предопределение и убеждение в возможности выбора. Согласно христианскому учению весь путь человечества вплоть до явления и искупительной жертвы Христа был предопределен, предсказан, и, с другой стороны, каждый человек имеет свободу выбрать путь спасения или отказаться от него, как те люди, “в которых заботы века сего, обольщение богатством и другие пожелания, входя в них, заглушают слово, и оно бывает без плода”.
Основы христианской веры первоначально заключались в отказе от норм “этого мира” и единении в вере. Однако жизнь постоянно ставила перед христианами вопросы об их конкретном поведении в этом мире. Уже в таких ранних христианских сочинениях, как “Откровения Иоанна Богослова” и в посланиях Павла ощущается острая внутренняя борьба, которая шла среди первых христиан по вопросам их поведения по отношению к внешнему миру и друг к другу. Но, несмотря ни на что, их сплачивала, прежде всего, страстная вера в возможность вечного спасения вне того мира и времени, в котором они жили.
Создавшаяся обстановка послужила толчком к образованию различных течений. Например, в Византии в V в. в христианстве возникло течение несторианство. Его основателем был Несторий, патриарх Константинопольский (428-431 гг.), который подверг рационалистической критике мистическое христианское понятие “богочеловека”. Согласно Несторию дева Мария родила человека, который впоследствии, преодолев человеческую слабость, возвысился до сына божьего (мессии). Во Христе человеческое и божественное начало пребывают в относительном единстве, никогда полностью не сливаясь. На Эфесском соборе 431 г. (третьем Вселенском) несторианство было осуждено как ересь. Несториане бежали в Иран, Среднюю Азию, а затем в Китай.
Как реакция на учение Нестория вскоре появляется точка зрения константинопольского монаха Евтихия, поставившего вопрос о соединении во Христе божественной и человеческой природы. Отвергая возможность соединения двух природ, он трактовал соединение как поглощение человеческого начала во Христе божественным. Таким образом, пострадал за человечество не бог-человек, а бог. Сторонники Евтихия были прозваны монофиситами, т.е. “приверженцами одной природы”. В 451 г. это учение было также осуждено Халкидонским собором (четвертым Вселенским). Монофиситы утвердились в Армении, Сирии, Египте и Эфиопии.
В VII в. возникло учение монофелитов как компромисс между ортодоксальной догмой и монофиситами. По учению монофелитов, Христос обладал двумя природами (человеческой и божественной), но одной волей (божественной). Самостоятельность человеческой воли Христа исчезла в результате поглощения ее божественной волей. В 638 г. взгляды монофелитов были официально одобрены императором Византии Ираклием, но в 680-681 гг. их осудил Константинопольский собор (шестой Вселенский).
На первых Вселенских соборах были канонизированы основные церковные догматы. Суть их сводилась к следующему – Еженедельно (в день иудейской субботы) христиане собирались для проведения своего обряда. К концу II в. эти еженедельные церемонии приобрели вид христианской мессы. Частично основываясь на службах иудейского храма, частично – на греческих мистериальных обрядах очищения, искупительной жертвы и причастия, месса медленно вырастала в ту пышную смесь молитв, псалмов, чтения проповеди, декламации и венчающей их символической искупительной жертвы. Искупительная жертва заменила в христианстве кровавые жертвоприношения древних религий. Хлеб и вино, которые эти культы рассматривали как дары, возложенные на алтарь бога, воспринимались теперь претворенными посредством акта освящения в плоть и кровь Христа и подносились Богу как повторение жертвенной смерти Иисуса на кресте. Затем в ходе напряженной и волнующей церемонии верующие причащались самой жизнью и субстанцией своего спасителя. Это был обычай, неземной по происхождению и прекрасный в своем развитии. Его принятие было обусловлено той глубокой мудростью, с какой церковь приспосабливалась к символам своего времени и нуждам людей. Ни одна другая церемония не была способна так ободрить в существе своем одинокую душу и укрепить ее столь надежно перед лицом враждебного мира.