— Ого. Что с тобой случилось?
Я любовался игрой света в бокале с виски и поначалу даже не понял, с кем конкретно разговариваю.
— Со мной — ничего.
— О да, — она хмыкнула и коротко кивнула в ответ на приветствие бармена. — По голосу прямо слышно. Бутылку Огдена, пожалуйста.
На этой фразе я почему-то опомнился и попытался завязать нормальный разговор.
— Извини, не узнал. А ты… как?
— Развелась, — бросила Джен и налила виски почти вровень с краями бокала. — Вчера.
— Извини, — бестолково повторил я, пытаясь сообразить, что вообще следует говорить в таких случаях. — Я не знал.
— Ну, — она хмыкнула и залпом отпила половину налитого, забавно наморщив длинный нос. — Ты первый, кому я об этом говорю, — и закатила глаза с размазавшейся черной подводкой, разглядывая высокий деревянный потолок. — Салазар меня побери, да я просто копия своей матери. Что-то с Ханной?
Вопрос она задала, уже сильно понизив голос.
— Да.
— Ребенок? — заговорила Джен совсем шепотом, опуская взгляд и поворачивая ко мне бледное лицо.
— Да.
— Не успели?
— Нет.
Она протянула руку и дотронулась до моей, осторожно сжимая ее поперек ладони длинными пальцами в тонких серебряных кольцах.
— Мне очень жаль.
Из-за этого Ханна тоже злится. Думает, что я что-то скрываю, и раз за разом бросает мне в лицо то одно имя, то другое.
— Ты весь вечер проговорил с женой Рольфа Скамандера, — она не кричит, но повисшее в воздухе напряжение ощущается физически.
— Я не видел Полумну больше полугода. И ты прекрасно знаешь, что мы просто друзья.
— Конечно. И с Дженар Лэнсдорф вы, надо полагать, тоже просто друзья. Ах да, совсем запамятовала, она же развелась. Как и Дафна Гринграсс. Разумеется, им обеим очень нужна поддержка лидера Армии Дамблдора. А их чудесным детям — твердая мужская рука. У обеих ведь сыновья, верно?
Не могу винить ее за то, что она срывается на других женщин. Мне не понять, что она чувствовала, когда ее резали целители, чтобы спасти ее саму и достать мертвого ребенка. Но ни Джен, ни Дафна в этом не виноваты.
— Они здесь не причем, Ханна, и ты прекрасно это знаешь.
— Альбус Поттер тоже? Разумеется, ведь это не ты развлекал его все прошлые выходные. Хотя у него, если ты запамятовал, есть родители.
— Альбус — мой крестник.
И мне стоит всё большего труда говорить ровно, не повышая голоса, потому что всё это мы обсуждали уже миллион раз. Ходили по кругу снова и снова, не в силах прийти к хоть какому-то компромиссу. Я никогда ей не изменял, но я не игрушка, которая будет послушно кивать в ответ на каждое ее слово. И я не могу выбросить из своей жизни полдюжины друзей просто потому, что эти друзья родились женщинами. Я вообще никого не хочу выбрасывать, потому что с людьми так не поступают.
— Разумеется, Невилл, — цедит Ханна, и глаза у нее блестят всё сильнее. — Альбус Поттер — твой крестник, Невилла Криви назвали честь в тебя, Чарли Лэнсдорф — проблемный ребенок, с которым не в состоянии поладить его собственная мать. Такой же проблемный, как и половина Хогвартса. Им всем без тебя не справиться.
— Прекрати, пожалуйста.
Она не слушает. Она слишком обижена и слишком устала. Она хочет чего-то, чего я не в силах ей дать. Хочет заплакать, но вместо этого срывается на крик.
— Почему у нее есть дети, а у меня — нет?! Чем она лучше меня?! Тем, что красивая?! Ты поэтому так смотрел на нее все школьные годы?! А я для тебя кто?! Запасной вариант?! Замена, раз уж она спала с кем угодно, но только не с тобой?!
— Хватит, я сказал!
Она вздрагивает, словно ей отвесили пощечину, и судорожно хлюпает покрасневшим носом. Глаза слезятся так, что она, верно, вообще меня не видит, и спутанные волосы неряшливо лезут ей в лицо. Не хочу… даже прикасаться к ней.
— Прости, Ханни. Я… люблю тебя, ты же знаешь.
Она неловко тычется носом мне в плечо, позволяя обнять себя и расчесать пальцами мягкие светлые волосы. В ней уже не осталось почти ничего от той девушки, на которой я женился. И у меня раз за разом не получается ее вернуть. Наверное, было бы лучше, будь на моем месте Эрни или… Кто угодно, если она почувствует себя счастливой рядом с ним.
Синистра не знает, о чем я думаю, но, наверное, видит что-то по глазам.
— Это, конечно, не мое дело, профессор, но если хотите поговорить…
Не думаю, что можно помочь разговорами там, где не справились две дюжины дипломированных целителей.
— Не стоит, профессор. Я не хочу взваливать на вас свои проблемы.
Она молчит. И черное небо на севере расцветает золотым и зеленым. Будто на поверхности моря поднимаются разноцветные волны, сталкиваясь друг с другом и перемешивая краски.
— Надо же, — бормочу я, отвлекаясь на расцветившие всё небо всполохи. В это время года они появляются реже, чем зимой, но если повезет, то через месяц-полтора на них можно будет смотреть едва ли не каждую ночь. — Aurora borealis. Давненько я ее не видел.
Синистра по-прежнему молчит. Она погибла в Битве за Хогвартс всего за несколько минут до того, как Волдеморт решил дать нам часовую передышку, и при свете северного сияния отчетливее всего видно, что я вновь разговариваю с мертвецом.
========== Кипарис и сердечная жила дракона ==========
Парты теснятся у стен кабинета, нагроможденные друг на друга и заваленные сверху стульями для полноты картины. Просил ведь дать нормальное помещение для дуэльного зала, но нет, госпожа Генеральный Инспектор — вот нигде от нее не избавишься, в какой реальности ни окажись — немедленно подняла крик, что доложит «самому Министру об этом вопиющем самоуправстве». И разумеется, ввернула свою любимую фразу «Кто же будет нападать на детей?». Хотел ответить, что «лорд Волдеморт», но вовремя опомнился. Всё равно никто, кроме меня самого, не понял бы юмора, да и так откровенно провоцировать Амбридж на конфликт в моей ситуации будет не умно.
Пока Дамблдор раздумывает над починкой Маховика времени, забросившего меня в это время — или делает вид, что раздумывает, а сам разрабатывает очередной сложный план, — мне лучше не привлекать к себе уж слишком много внимания. Кто знает, не придет ли Долорес в голову озаботиться проверкой документов профессора Ньюмана, раз уж Министерство так серьезно настроено против Дамблдора и его сторонников. Не говоря уже о том, что я должен постараться сохранить последовательность событий в относительно неизменном виде, а не переделать ее по своему усмотрению, приведя к победе Волдеморта или еще чему-нибудь пострашнее. И зная меня, я бы готовился к «пострашнее».
Впрочем, в понимании пятого курса Гриффиндора и Хаффлпаффа самое страшное — это однокурсник с реакцией быстрее твоей. Поскольку одно из сегодняшних практических заданий заключается в том, чтобы обезоружить противника на скорость. Когда я заговорил об Экспеллиармусе в первый раз, половина курса, разумеется, удивленно подняла брови — немедленно вызвав у меня чувство дежа-вю, — но стоило перейти от отработки движений к практике с живым противником, как самоуверенности у них резко поубавилось.
— Экспеллиармус!
— Взмах должен быть резче и короче, мистер Уизли. Я говорил, что вам нужно больше практики. Надеюсь, вы практиковались при выполнении домашнего задания на этой неделе?
Сомневаюсь, что так, но Рон поспешно кивает и подбирает палочку с пола. Готов поспорить на все растущие в моих теплицах Мандрагоры, что уже через десять секунд Джастин обезоружит его еще раз. И что если я не прекращу ходить из одного конца класса в другой под таким количеством летящих в обе стороны заклинаний, то рано или поздно кто-нибудь из них попадет и в меня.