и лежащей в гербарии, засунутом между стеллажами?
Пожалуй, нисколько не лучше,
чем перспектива попасть в источник у воды,
что вчера была пролита на бумагу со множеством многоточий.
Но пески Сахары иногда быстро перемещаются по поверхности.
И даже на очень большие расстояния.
Случится зима,
Когда под вечер все деревья вдруг сбросят свои одеяния.
Ретроспектива – это командная активность
пересмотра ближайшего отрезка времени работы.
На ретроспективу ни для бабочки,
ни для сигареты не выданы квоты.
А пески, обретя вдруг подвижность, летучесть,
просто однажды становятся тучей и улетают на одинокий остров.
За собой оставляя пустыни голый остов.
От сигареты останется только пепел,
да еще наверное дым, от которого першит в горле.
Красотой бабочки восхищаются,
даже после того, как она стала мертвой.
Вот с песками сложнее, пролетая сквозь красное солнце,
они становятся намного сильнее,
и постепенно они забывают пустыню,
становясь просто пляжем, который греет чью-то спину.
--------------------------------------------------------------------------
Юрий Анежин
В позолоте
Мелькает солнце в позолоте!
На росах кутанных травиной
Обтянет тина пень в болоте
Кликнет в чащобе соловьиный!
Янтарно-желтое убранство!
Березы пакли потускнели
В трущобах папоротника влавство
И птицы трели!
Цветовые
В синие утрены
Ветром колоша
Спящие матрены
Втянут семена!
Потянут цветочки
Лепестковый ряд
Распустят листочки
Зеленной наряд!
Медовые слады
Сотканы с душой
По утру, узорной
Трудовой пчелой!
В чаши окунает
Для наполни сот
Пасечник венчает
Урожайный год!
---------------------------------------------------------------
«Люди! Над нашим окном
В завтрашний день
Повесим ковер кумачовый,
Где были бы имена Платона и Пугачева».
Велимир Хлебников. 1921 г.
Сергей Бостонарь
Окна
Ты знаешь, окна тоже говорить умеют,
Их можешь ты разбить, они тебя – не смеют,
Они спонтанны, постоянство чуждо окнам,
Не подчиняются годам, не верят срокам.
У них нет радости, их бремя тяжесть грусти,
Пройдешь их около – они тебя отпустят,
Не могут побежать, сказать, остановиться,
Все что осталось – отражать на облаках немые лица
Их выражение – когда шумят метели
Песком прямо в глаза, песком! как на расстреле…
Не отвести свой взгляд, их веки бесконечны,
Печальны, непросты, наивны, так беспечны
Они как звезды состоят из точек,
Осколков и обид, из запятых и строчек,
Они как снег, им суждено разбиться,
Мечтать взлететь, мечтать… но их мечтам не сбыться.
Фотокомпозиция Александра Лысенко
----------------------------------------------------------------------------------
Борис Фальков
(1946 -2010)
Мюнхен, Германия
ВОЗВРАЩЁННЫЙ ОРФЕЙ
(фрагменты из цикла)
Я всматриваюсь в вас, о числа,
и вы мне кажетесь одетыми в звери.
—
Ветер бросает нечет и чёт,
тихо стоят невода.
—
И грядет бесшумно зверь
парой белых нежных чисел!
Виктор Хлебников
* * *
Земное время описало очередной свой круг. Возвратились давно сбывшиеся события и спетые песни. Одни пришлось заново пережить, другие наново переписать. Теперь достаточно сравнить тот их вариант с этим, чтобы убедиться. Только вот – в чём?
Вопрос опасный: что именно в них содержится? То есть, что оправдывает существование событий и песен? Вопрос не ценности, и даже не смысла, а присущих им значений.
Это так. Ведь это те же песни. Они всё это время существовали, не важно – где, важно, что они были и есть. Как был, и значит – есть октябрь 66-го, когда я, подобно Орфею, вышел в очередной раз из-под земли на Невский, подталкиваемый ровно дующим в спину ветром. А это, в свою очередь, возвращает к тому, что в 46-м я вышел... откуда? О, я-то помню – откуда. И числа эти незабываемы. Значит, все они тоже есть.
Накануне я переночевал в келье новгородского Кремля, после того, как проплыл по Волхову, лёжа в лодке. В старину, говорят, это проделывал Садко. А в 66-м, после посещения одноименного ресторана, я: тоже певец и гость, только небогатый. Вступив с ними обоими в тесный контакт, я уложил это событие в нечётную строфу, вместившуюся между «татары» и «китайцы». Через 33 года вместимость строфы расширилась до «земли», и она стала чётной.
Всего лишь? Ну да, только и это дело не такое простое, каким кажется. Подобно числу 33, оно лишь притворяется простым, пользуясь тем, что и впрямь состоит из простых, а одно из них просто-таки совершенно в простоте своей... Кроме того, чем богаты – тому и рады.
Жаль, не все разделяют это мнение. Вот, к примеру, новгородская земля богата костьми. Среди них особо ценные, кости бедного рыцаря-меченосца Хлебникова. Но рада ли этому земля? Нет. Она буйно радуется другим певцам: Садко, Александру Невскому и даже, что совсем уж странно, Ивану Грозному. А ведь кости Хлебникова куда, казалось бы, звучнее прочих. Тогда, в 66-м, я впервые осознанно прогремел его костями как своими собственными. И сегодня снова делаю то же. Пусть никого не обманывает иное звучание вновь прокатившегося того же грома, искажённое обличье повернувшихся к самим себе песен. Перевернувшихся? И это пусть... Сами собой выпавшие пары чисел «66 – 99» вполне оправдывают такой перевёртыш.
Разве нет? Вон, 33 года наземной работы исказили мне лицо до неузнаваемости, а всё-таки оно – то же.
Опасные тождества
Я всматриваюсь в вас, о числа,
и вы мне кажетесь одетыми в звери.
Как только Лис начинает нарушать спокойствие Леса, пытаясь выяснить основания родства между собой и им;
Как только Лень начинает затуманивать глаз Лани, поставляя её ножу охотника;
Как только похотливое Море начинает ощупывать ягодицами волн происхождение Мора;
Я надеваю леперьину и прохожу перед ними, вкладывая в движения крыльев суровое одобрение.
И грядет бесшумно зверь
парой нежных белых чисел.
Делаю я это сразу же по возвращению из Аида, регулярно, каждый раз через 24(х) года после схождения туда. Все они день один.