— Следовательно, если Гея, — сказал Тревайз, — была основана в раннюю эру межпространственных путешествий, весьма вероятно, что колонизирована она была землянами или, возможно, уроженцами достаточно недавно заселенного мира, который незадолго до этого был колонизирован землянами. А значит, записи времен основания Геи и первых нескольких тысячелетий явно должны были упоминать Землю и землян. Эти записи пропали. Что-то,очевидно, есть в том, что Земля не упоминается нигде в архивах Галактики. И если так, у этого должна быть причина.
Блисс раздраженно проговорила:
— Это всего лишь предположения, Тревайз. У тебя нет доказательств.
— Но разве Гея не утверждает, что я обладаю удивительным даром приходить к правильным выводам, располагая неполными данными. В таком случае, если я в чем-нибудь твердо убежден, не говори, что у меня нет доказательств. — Блисс промолчала. Тревайз продолжал: — Тем больше причин для поиска Земли. Я настаиваю на отлете, как только «Далекая звезда» будет готова. Ну как? Полетите со мной?
— Да, — сразу сказала Блисс.
— Да, — сказал Пелорат.
Глава 2
На Компореллоне
5
Моросил мелкий дождь. Тревайз взглянул вверх, на низкое серовато-белое небо.
На нем была особая шляпа, для дождливой погоды. Капли отлетали от нее в разные стороны. Пелорат, стоящий чуть поодаль, был без шляпы.
— Зачем ты мокнешь, Дженов? — спросил Тревайз.
— Это ничего, дружочек, — ответил Пелорат по обыкновению. — Дождь тихий и теплый. Да и ветра нет. И потом, как говорили — «в Анакреоне веди себя, как анакреонцы». — Он указал в сторону геянцев, молчаливо стоящих неподалеку от корабля. Те даже не шелохнулись, хотя были под дождем без головных уборов. Молчаливые, неподвижные — ни дать ни взять — рощица геянских деревьев.
— Наверное, — сказал Тревайз, — они не боятся дождя, потому что все остальное на Гее тоже мокнет. Деревья, трава, почва — все, включая геянцев.
— Что же, по-моему, очень разумно, — заметил Пелорат. — Скоро выглянет солнце, и все быстро высохнет. Одежда не помнется и не сядет, здесь нельзя замерзнуть, а поскольку здесь совершенно нет никаких болезнетворных микробов, никто не подхватит насморк, грипп или пневмонию. Зачем же горевать, если немного промокнешь?
Тревайз был согласен — все логично, но не желал сдаваться.
— И все-таки, зачем надо было устраивать дождь в день нашего отлета? Ведь дождь здесь управляем. На Гее не пойдет дождь, если она этого не пожелает. Она словно бы афиширует презрение к нам.
— Может быть, совсем наоборот? Может быть, и Гея скорбно оплакивает наш отлет?
— Она — может быть, но я — нет.
— Знаешь, — продолжал Пелорат, — на самом деле все, наверное, гораздо проще: почва здесь нуждается в увлажнении, и это — гораздо более важно, чем твое желание видеть ясное небо и солнце.
Тревайз улыбнулся.
— Похоже, тебе в самом деле нравится этот мир. Помимо Блисс, я хочу сказать.
— Да, — сказал Пелорат, словно обороняясь. — Я всегда жил тихой, упорядоченной жизнью и, думаю, смог бы прижиться здесь, где целый мир трудится над поддержанием покоя и порядка. Понимаешь, Голан, ведь когда мы строим дом — ну, или корабль, — мы пытаемся создать для себя самое лучшее убежище. Мы снабжаем его всем, в чем нуждаемся, мы обустраиваем его так, чтобы можно было регулировать температуру, качество воздуха, освещение и так далее, и Гея — всего лишь расширение этого стремления к комфорту и безопасности до размеров планеты. Что в этом плохого?
— Что в этом плохого? — переспросил Тревайз. — То, что мой дом или мой корабль построен так, чтобы они подходили мне,а не я им. Если бы я был частью Геи, то, как бы идеально ни старалась планета устраивать меня, меня бы все равно бесило то, что я должен устраивать ее.
Пелорат поморщился:
— Послушай, но ведь можно сказать, что любое общество формирует свое население в угоду себе. Развиваются устои, присущие данному обществу, и каждый индивидуум становится рабом общественного устройства.
— Ну, знаешь, в тех обществах, которые мне известны, кто-нибудь может, например, взять и взбунтоваться. Встречаются люди эксцентричные, даже преступники.
— Ты что хочешь, чтобы они были — чудаки и преступники?
— Почему бы и нет? Мы же с тобой — чудаки. Уж, конечно, мы не типичные представители населения Терминуса. Что до преступников, то все дело в определении. Но если преступники — цена, которую мы должны платить за существование бунтарей, еретиков и гениев, я готов платить. Я требую,чтобы эта цена была заплачена.
— Неужели, кроме преступников, за это нечем заплатить? Разве нельзя иметь гениев, не имея преступников?
— Найти гениев и святых можно лишь среди людей не совсем нормальных, а я не вижу, каким образом отклонения от нормы могут быть только в одну сторону. Должна быть симметрия. В общем, как бы то ни было, мне нужна более веская причина для решения избрать Гею в качестве модели будущего для человечества, чем всепланетный проект комфортабельного дома.
— Ах, дружочек, я вовсе не пытался убеждать тебя в правильности твоего решения. Я просто смотрел и ду…
Он не договорил. К ним спешила Блисс, ее темные волосы вымокли, платье прилипло к груди и широким бедрам. Блисс кивнула на ходу.
— Простите за опоздание, — сказала она, переведя дух. — Прощание с Домом затянулось. Нужно было кое-что уточнить.
— Неужели! — удивился Тревайз. — Ведь ты знаешь все, что знает он.
— Иногда мы расходимся в интерпретации. Мы не одинаковы, и мы об этом уже говорили. Взгляните, — сказала она несколько резковато, — у вас две руки. Каждая из них — часть вас, и они кажутся одинаковыми, но одна является зеркальным отображением другой. При этом вы не пользуетесь ими совершенно одинаково, не правда ли? Есть вещи, которые чаще делаешь своей правой рукой, а другие — левой. Различия в интерпретации, так сказать.
— Положила на лопатки! — довольно крикнул Пелорат.
Тревайз кивнул:
— Эффектная аналогия, только вряд ли подходит к случаю. Ну да ладно. Не пора ли на корабль? Дождьидет все-таки.
— Да, да. Все наши ушли оттуда. Корабль в отличном состоянии. — Затем, с внезапным любопытством взглянув на Тревайза, Блисс заметила: — А ты совсем сухой. Капли на тебя не попадают.
— Угу, — буркнул Тревайз, — мокнуть неохота.
— Но разве не прекрасно иногда вымокнуть до нитки?
— Неплохо. Но, на мой вкус, не под дождем.
Блисс пожала плечами:
— Ну, дело твое. Багаж погружен, так что давайте войдем.
Все трое пошли к кораблю. Дождь утихал, но трава была совсем мокрой. Тревайз поймал себя на том, что боязливо ступает по ней, а Блисс сбросила тапочки, взяла их в руку и шлепала босиком.
— Восхитительное ощущение! — сказала она, поймав обращенный на ее ноги взгляд Тревайза.
— Не спорю, — сказал он рассеянно и тут же сердито поинтересовался: — А зачем тут собрались эти?
— Они будут записывать это событие, — ответила Блисс, — Гея находит его знаменательным. Ты для нас — очень важная фигура, Тревайз. Пойми, что, если ты изменишь свое мнение в результате этого путешествия и примешь решение против нас, мы никогда не превратимся в Галаксию и даже не останемся Геей.
— Следовательно, я олицетворяю собой жизнь и смерть Геи, целого мира.
— Мы думаем, что это именно так.
Тревайз внезапно остановился и снял шляпу. На небе появились голубые просветы. Он сказал:
— Но у вас уже есть мое слово в вашу пользу. Если вы убьете меня, я никогда не смогу изменить его.
— Голан, — обескураженно пробормотал Пелорат, — что ты говоришь?
— Типичное мышление изолята, — холодно отозвалась Блисс. — Ты должен понять, Тревайз, что нас интересуешь не ты лично и не твое слово, а истина, действительное положение дел. Ты важен только как проводник к истине, и твой голос — ее знак. Вот то, чего мы хотим от тебя, и, если мы убьем тебя, чтобы ты не смог изменить свое решение, мы просто скроем истину от самих себя.