— Янус, не думаю, что технический прогресс позволит эвакуировать всю Солнечную систему простым мановением руки. Чтобы переселить миллиарды людей — без хаоса, без снижения уровня жизни, — потребуются долгие приготовления. Но даже если смертельная опасность будет угрожать жизни человечества только через пять тысяч лет, люди должны узнать о ней немедленно. Чтобы, не теряя времени, приступить к подготовке.
— Эугения, я знаю — у тебя доброе сердце — и потому предлагаю тебе компромисс, — проговорил Питт. — Давай так: пусть у роториан будет в запасе еще сотня лет, чтобы обжиться, народить детей, настроить поселений, обрести уверенность и силу. Вот тогда мы сможем спокойно заняться будущим и Немезиды, и самого Солнца. Тогда, если потребуется, мы предупредим Солнечную систему. И у них останутся почти те же пять тысяч лет на подготовку. Одно столетие — подобная задержка едва ли окажется роковой.
— Таким тебе видится будущее? — вздохнула Эугения. — Человечество рассеется среди звезд, и каждая крохотная группка его будет стараться отогнать чужих от своей звезды? Вечная ненависть, взаимные козни и свары — как и все эти тысячи лет на Земле, только раздутые теперь до масштабов Галактики?
— Эугения, ничего мне не видится. Пусть человечество поступает, как ему заблагорассудится. Пусть оно рассеется, как ты сказала, пусть создает себе галактическую империю, пусть делает, что захочет. Я не собираюсь ему диктовать или направлять на путь истинный. С меня довольно моего поселения, его нужд и забот и того столетия, что нужно ему, чтобы пустить корни у Немезиды. К этому времени ни тебя, ни меня благополучно не будет в живых, и пусть наши потомки сами решают, как им предупреждать Солнечную систему и стоит ли это делать. Я пытаюсь подойти к этому делу с позиций разума, а не эмоций. Эугения, ты же умная женщина. Подумай об этом.
Так Инсигна и сделала. Усевшись в кресле, она долго с укоризной глядела на Питта, ожидавшего с подчеркнутым долготерпением на лице.
Наконец она проговорила:
— Ну хорошо, я вижу, к чему ты клонишь. Придется заняться исследованием относительного движения Земли и Немезиды. Возможно, и в самом деле не из-за чего поднимать шум.
— Нет. — Питт поднял вверх указующий перст. — Вспомни, что я тебе говорил. Этого делать нельзя. Если Солнечной системе ничто не грозит, затраты себя не оправдают. Тогда мы будем просто исполнять то, на чем я настаиваю — столетие спокойно растить здесь принесенное Ротором зерно цивилизации. Если же окажется, что это не так, что беда неминуема — совесть, страх и вина будут мучить тебя. Новость эта, конечно же, станет известна и ослабит решимость роториан, многие из которых не менее сентиментальны, чем ты. Ты поняла меня? — Она промолчала. — Вот и отлично, вижу, что поняла. — И вновь знаком велел ей уходить.
На сей раз она ушла. Глядя ей вслед, Питт подумал: она становится совершенно несносной.
Глава 7
Разрушение
13
Марлена круглыми глазами глядела на мать. Она старалась, чтобы радость не отразилась на ее лице, но душа ее пела. Наконец-то мать рассказала ей и об отце, и о комиссаре Питте. Наконец-то ее считают взрослой.
— А я бы проследила за движением Немезиды, невзирая на приказ комиссара Питта, — проговорила Марлена, — но вижу, что ты, мама, поступила иначе. Печать вины на твоем лице доказывает это.
— Вот уж не думала не гадала, что у меня на лбу печать вины, — сказала Инсигна.
— Своих чувств не скрыть никому, — отозвалась Марлена, — стоит только приглядеться повнимательнее — и все становится ясным.
Другие так не умеют. Это Марлена поняла не сразу — и с большим трудом. Люди не умеют смотреть и видеть, не умеют обращать внимание. Они словно не замечают лиц, тел, звуков и поз… и всяких там нервных жестов.
— Не надо тебе постоянно так вглядываться, Марлена, — сказала Инсигна, словно мысли их текли параллельно. Она обняла дочь за плечи, чтобы смягчить то, что хотела сказать. — Люди нервничают, когда ты пронизываешь их взглядом своих огромных глаз. Уважай их уединение.