У оглушенного Арвардана стекали по вискам капли пота.
— И вы хотите сказать, что Земля собирается напустить этот вирус на Галактику, что Земля вот-вот начнет гигантскую бактериологическую войну?!
— Которой нам не проиграть, а вам… не выиграть. Да, это правда. Как только начнется эпидемия, ежедневно будут умирать миллионы людей, и ничто их не спасет. Перепуганные беженцы разнесут вирус по всей Вселенной, а если вы начнете взрывать зараженные планеты, эпидемия вспыхнет в новых точках Галактики. Никто даже не догадается, что это связано с Землей. К тому времени, когда наше нормальное состояние начнет вызывать подозрения, опустошение Галактики достигнет таких пределов, что отчаявшимся иномирцам будет не до нас.
— И в Галактике умрут все до единого?
Весь ужас ситуации еще не дошел до Арвардана — это просто невозможно было осмыслить.
— Не обязательно. Наша новая бактериология работает в двух направлениях. Выделен также и антитоксин, который может производиться в больших количествах. Он будет выдаваться в случае добровольной сдачи. И потом, могут уцелеть разные медвежьи углы Галактики, могут быть и случаи естественного иммунитета.
Арвардана охватило какое-то жуткое отупение — он ни на минуту не усомнился в правдивости слов Шекта, в этой страшной правде, которая одним махом уничтожила превосходство двадцати пяти биллионов против одного человека. В ушах у него продолжал звучать тихий усталый голос физика.
— Не Земля все это выдумала, а горсточка лидеров, искалеченных мощным отпором Галактики, не допускающей нас к себе. Они с безумной настойчивостью стремятся отплатить ей любой ценой. Но когда они начнут, за ними пойдет вся Земля — что нам остается делать? Наша вина будет так огромна, что мы будем просто вынуждены завершить то, что начали — оставить в живых как можно меньше иномирцев, чтобы некому было потом отомстить. Но я прежде всего человек, а потом уже землянин. Неужели ради торжества миллионов должны погибнуть триллионы? Неужели цивилизация, завоевавшая всю Галактику, должна рухнуть в угоду мщению, хотя бы и справедливому, одной-единственной планеты? И неужели нам от всего этого станет лучше жить? Центральными мирами Галактики по-прежнему останутся миры, имеющие для этого необходимые ресурсы. Допустим, на Тренторе в течение целого поколения будут править земляне, но их дети уже станут тренторианами и будут смотреть свысока на тех, кто остался на Земле. И какая польза человечеству, если тирания Империи сменится тиранией Земли? Нет, нет! Должен быть какой-то общий для всех выход, который ведет к свободе и справедливости.
Шект закрыл лицо руками и стал горестно раскачиваться взад и вперед.
Арвардан слышал все это, как сквозь пелену.
— То, что вы сделали, это не измена, доктор Шект. Я немедленно отправляюсь на Эверест. Прокуратор поверит мне. Должен поверить.
Послышались бегущие шаги, и в комнату, распахнув дверь, влетела испуганная Пола.
— Отец, по аллее идут какие-то люди. Лицо доктора Шекта стало серым.
— Быстрее, доктор Арвардан, через гараж, — сказал он, выталкивая археолога из комнаты. — Берите Полу. Обо мне не беспокойтесь. Я задержу их.
Но за спиной у них уже возник человек в зеленом, с хищной улыбкой на губах и с нейрокнутом в руке. В парадную дверь ломились, вот она с треском поддалась, и по лестнице затопали тяжелые сапоги.
— Вы кто такой? — вызывающе спросил Арвардан человека в зеленом, загораживая собой Полу.
— Я? Я, — бросил тот в ответ. — Всего лишь скромный секретарь Его Превосходительства премьер-министра, который ждал чуть дольше, чем следовало, но все же успел вовремя. Хм, и девушка здесь. Неразумно…
— Я гражданин Галактики, — ровным голосом сказал Арвардан, — и вы не имеете права задерживать меня да и входить в этот дом, если на то пошло, без разрешения властей.
— Я, — похлопал себя по груди секретарь, — представляю собой и власть, и закон на этой планете, а вскоре буду представлять власть и закон во всей Галактике. Мы взяли всех, и Шварца тоже.
— Шварца? — одновременно вскрикнули Пола и Шект.
— Удивлены? Пойдемте, я отведу вас к нему.
Последним, что видел Арвардан, была улыбка секретаря и вспышка кнута. Багровый ожог боли, и археолог рухнул в беспамятстве.
Глава 16
Выбор стана
В этот момент Шварц беспокойно ворочался на жесткой скамье в одной из подземных камер чикского Исправительного дома.
Большой дом, как его обычно называли, воплощал здесь власть верховного министра и его правительства. Эта мрачная, угловатая громада высилась над имперскими казармами, затмевая их собой и тем самым символизируя, что землянину-правонарушителю гораздо больше следует опасаться земного закона, чем либеральной власти Империи.
Немало землян за последние несколько веков ожидало в этих стенах суда — за то, что не выполняли норму или занимались приписками, за то, что жили лишний срок или покрывали других, а то и за попытку свергнуть правительство. Иногда, если заскоки земного правосудия представлялись особенно бессмысленными тогдашнему прокуратору, как правило, лицу искушенному, он мог отменить приговор, но за этим сразу же следовало восстание или стихийные беспорядки.
Обычно, когда Совет требовал смерти, прокуратор утверждал приговор. В конце концов, приговоренные были всего лишь земляне.
Джозеф Шварц об этом, естественно, ничего не знал. Он видел перед собой только камеру, очень тускло освещенную, вся обстановка которой состояла из двух твердых скамеек и стола плюс углубления в стене, служившего умывальником и туалетом. Не было ни окна, ни клочка неба в нем, только из вентиляционной шахты сочилась слабая струйка воздуха.
Шварц потер волосы, окружавшие плешь, и уныло сел. Его попытка бежать неизвестно куда (ибо где на Земле он мог укрыться?) длилась недолго, далась ему несладко и закончилась вот здесь.
Правда, у него осталось внутреннее зрение.
Только вот к добру или к худу?
На ферме оно было для Шварца странным, тревожным даром, природы которого он не понимал и не задумывался о том, что этот дар может ему принести. Теперь своими возможностями стоило заняться.