Байрон упорно боролся с приборами.
— Веселее, Джил, — подбодрил он.
Сам он не испытывал особого веселья. На их радиосигналы никто не отвечал. Если они не найдут повстанцев, надеяться больше не на что.
— Не похоже на планету повстанцев, — сказал Джилберт. — Скалистый и мертвый мир без воды. — Он обернулся. — Нашли двуокись углерода, Риззет?
Румяное лицо Риззета вытянулось.
— Да, но только следы. Около тысячной процента.
— Это еще ни о чем не говорит, — сказал Байрон. — Они могли выбрать эту планету именно потому, что она кажется такой безжизненной.
— Но я видел там фермы, — возразил Джилберт.
— Допустим. А многое ли мы увидим на планете такого размера, даже облетев ее несколько раз? Вам хорошо известно, Джил, что у них не хватает людей, чтобы заселить всю планету. Они вполне могли выбрать для жизни какую-нибудь одну долину, где содержание двуокиси углерода выше среднего, из-за вулканических извержений, например, и где поблизости есть вода. Мы можем пролететь в двадцати милях от них и даже не узнать об этом. Естественно, что они не отвечают на радиовызовы без тщательной проверки.
— Невозможно так легко создать двуокись углерода в нужной концентрации, — пробормотал Джилберт, напряженно вглядываясь в экран.
Байрону вдруг почти захотелось, чтобы планета оказалась не та. Осточертело ждать неизвестно чего. Нужно идти и выяснить все сейчас же, немедленно!
Это было странное ощущение.
Искусственный свет выключили, и в иллюминаторы ворвались солнечные лучи. Конечно, такое освещение было менее эффектным, зато вносило приятный элемент новизны.
Иллюминаторы открыли, потому что атмосфера планеты оказалась пригодной для дыхания. Правда, Риззет возражал, так как отсутствие двуокиси углерода могло затруднить дыхание, но Байрон решил, что короткое время можно выдержать.
Джилберт незаметно подошел к ним в тот момент, когда они о чем-то тихонько разговаривали. Увидев его, они резко отпрянули друг от друга, как нашкодившие мальчишки.
Джилберт рассмеялся, потом выглянул в иллюминатор, вздохнул и сказал:
— Скалы!
— Мы собираемся установить радиопередатчик где-нибудь повыше, — сказал Байрон. — Так будет больше радиус действия. Во всяком случае, мы должны охватить это полушарие. А если ничего не выйдет, попробуем на другой стороне планеты.
— Вы об этом сейчас так увлеченно беседовали с Риззетом?
— Совершенно верно. Передатчик установим мы вдвоем с Автархом. К счастью, он сам предложил это, иначе предлагать пришлось бы мне.
Байрон мельком взглянул на Риззета. Лицо офицера было бесстрастно.
Байрон встал:
— Я, пожалуй, отстегну подкладку от скафандра и надену ее.
Риззет кивнул. Стояла ясная, безоблачная погода, но было очень холодно.
Автарх ждал у главного люка «Беспощадного». Его костюм из тонкого пенообразного материала весил лишь долю унции, но обеспечивал прекрасную изоляцию. К груди был пристегнут маленький цилиндр с двуокисью углерода: газ постепенно выходил через микроскопическую щель, создавая в непосредственной близости нужную для дыхания концентрацию.
— Хотите обыскать меня, Фаррил? — спросил Автарх.
С легкой иронической улыбкой он поднял обе руки.
— Нет, — ответил Байрон. — Хотите проверить, не вооружен ли я?
— И не подумаю.
Вежливость их была холодна, как погода на этой планете.
Байрон вышел на яркий солнечный свет и взялся за ручку тяжелого ящика, в котором находилась аппаратура. Автарх взялся за другую ручку.
— Не так уж тяжело, — сказал Байрон.
Он оглянулся. В отверстии люка стояла Артемизия.
На ней было простое белое платье, развевавшееся на ветру. Полупрозрачные рукава в свете солнца казались серебряными.
У Байрона дрогнуло сердце. Ему отчаянно захотелось вернуться, подбежать к ней, схватить ее так, чтобы на плечах остались синяки, почувствовать на своих губах ее губы…
Вместо этого он коротко кивнул ей, а ее ответная улыбка и взмах руки были предназначены Автарху.
Пять минут спустя он обернулся снова и по-прежнему увидел белое сияние у открытого люка, потом вершина холма закрыла от них корабль. Теперь на горизонте виднелись только скалы.
Байрон подумал о том, что ждет его впереди. Увидит ли он когда-нибудь Артемизию? И пожалеет ли она о нем, если он не вернется?
Глава 18
В когтях поражения
Артемизия следила за ними, пока они не превратились в крошечные фигурки, карабкающиеся вверх по голому граниту. Затем вершина горы скрыла их из виду. Перед тем как исчезнуть, один из них обернулся. Она не была уверена, кто именно, и на мгновение сердце ее остановилось.
Он не сказал ей ни слова на прощание. Ни единого слова. Она повернулась от солнца и скал к замкнутому металлическому пространству корабля. Ей было одиноко, ужасно одиноко; никогда в жизни она не чувствовала себя такой покинутой.
Может быть, именно это заставило ее вздрогнуть, но она сочла бы непозволительной слабостью, если бы призналась, что дрожит не только от холода.
— Дядя Джил, почему ты не закроешь иллюминаторы? — капризно сказала она. — Так можно замерзнуть до смерти.
Термометр показывал семь градусов, хотя обогреватели работали на полную мощность.
— Моя дорогая Арта, — мягко ответил Джилберт, — если ты по-прежнему верна своей привычке ничего не надевать, не считая немного тумана здесь и там, нет ничего удивительного в том, что ты мерзнешь.
Но он все же щелкнул переключателями. Люк и иллюминаторы закрылись, толстое стекло поляризовалось и утратило прозрачность. Вспыхнул внутренний мягкий свет, прогнавший все тени.
Артемизия села в мягкое пилотское кресло, положив руки на подлокотники. Здесь часто лежали его руки. От этой мысли ей стало теплей, но она тут же сказала себе, что это результат действия нагревателей.
Проходили долгие минуты. Все труднее становилось сидеть спокойно. Ей надо было пойти вместе с ним! Она тут же мысленно поправила крамольное «с ним» на множественное «с ними».
— Зачем им вообще устанавливать передатчик, дядя Джил? — спросила она.
Он оторвался от приборов.
— Что ты сказала?
— Мы пробовали связаться с планетой из космоса и ничего не добились. Что даст нам передатчик на поверхности планеты?
— Так надо. Мы должны все испробовать, моя дорогая. Мы должны найти планету повстанцев. — И повторил сквозь сжатые зубы, обращаясь уже к самому себе: — Должны!
Прошло еще немного времени.
— Я не могу их найти! — неожиданно сказал Джилберт.
— Кого?
— Байрона и Автарха. Хребет отсекает их, хоть я настраиваю отражающие зеркала и так и этак. Видишь?
На экране было сплошное мелькание скал. Джилберт установил верньер и сказал:
— Вот корабль Автарха.
Артемизия бросила рассеянный взгляд. Корабль лежал в долине, примерно в миле от них, и невыносимо сверкал на солнце. В этот момент он показался ей настоящим врагом. Он, а не тираниты. Она неожиданно и страстно захотела, чтобы они никогда не приближались к Лингейну, чтобы оставались в космосе втроем. Какие это были дни! Тревожные, но счастливые. А теперь она делает все, чтобы причинить ему боль, хотя сама она…
— Интересно, а он-то куда направился? — воскликнул Джилберт.
Артемизия взглянула на него сквозь пелену, застилавшую глаза, и быстро сморгнула слезы.
— Кто?
— Риззет. Я думаю, это Риззет. Но он явно идет не сюда.
Артемизия уже была у экрана.
— Сделай больше увеличение, — приказала она.
— На таком коротком расстоянии? — возразил Джилберт. — Ты ничего не увидишь! Невозможно будет удержать изображение в фокусе.
— Больше, дядя Джил!
Что-то бормоча, он занялся телескопическими устройствами и принялся обыскивать участки скал. При самом нежном прикосновении к приборам скалы мелькали с такой скоростью, что ничего невозможно было разглядеть. На мгновение показалась большая грузная фигура. Несомненно, это был Риззет. Джилберт, лихорадочно крутя настройку, снова поймал его изображение.