— Похоже, на уме у нее именно это, сир.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, но ведь роботы — это вымышленные механические человекоподобные существа, упоминания о которых встречаются в романах ужасов и детских сказочках?
— Для микогенцев, сир, одним из догматов их религии является то, что роботы…
— Меня не интересуют микогенцы и догматы их религии. Почему тебя обвиняют в том, что ты — робот?
— Это всего-навсего метафора, сир, я уверен. Хотят изобразить меня в виде человека бессердечного, мышление которого подобно работе вычислительной машины.
— Маловато будет, Демерзель. Меня не проведешь. — Клеон снова указал пальцем на голограмму. — Нет, Демерзель, они пытаются убедить народ в том, что ты — действительно робот.
— Вряд ли сможем что-то поделать, сир, если люди решат поверить в это.
— Мы не можем этого позволить. Тут речь идет о твоей гордости. Более того, речь идет о гордости Императора. Ведь получается, что это я — я! — взял себе в премьер-министры механического человечка! Это невыносимо. Послушай, Демерзель, существуют ли законы, которые карали бы за оскорбление чести и достоинства имперских чиновников?
— Да, сир, существуют, довольно-таки суровые, восходящие к великому Своду Законов Абурамиса.
— А оскорбление чести и достоинства Императора, если не ошибаюсь, приравнивается к уголовному преступлению?
— И наказуется смертью, сир. Все верно.
— Так вот. Унизили и оскорбили не только тебя, но и меня, и тот, кто это сделал, должен быть казнен. Конечно, за всем этим стоит Джоранум.
— Несомненно, сир, но доказать это будет довольно нелегко.
— Чушь? У меня достаточно доказательств. Я хочу, чтобы его казнили.
— Беда в том, сир, что у применения законов о чести и достоинстве нет прецедентов. По крайней мере, в нашем столетии не было.
— Потому-то у нас в жизни все наперекосяк, а Империя содрогается до основания. Законы в книгах записаны? Вот и задействуй их.
— Подумайте, сир, будет ли это мудро, — негромко проговорил Демерзель. — Вы тогда будете выглядеть тираном и деспотом. Ваше правление до сих пор блистало добротой и умеренностью…
— Вот-вот, и сам видишь, к чему это привело. Лучше пусть меня боятся за перемену в моем характере, чем любят — вот так любят.
— И все же я настойчиво рекомендую вам, сир, не прибегать к таким мерам. Это может стать искрой, от которой возгорится пламя восстания.
— Ну а ты-то что делать собираешься в таком случае? Что, выйдешь к народу и скажешь: «Посмотрите на меня. Я — не робот»?
— Нет, сир, я такого делать не стану, поскольку это унизительно для меня и более того — для вас.
— И что же?
— Пока не знаю, сир. Я еще не успел обдумать.
— Не успел обдумать?! Немедленно свяжись с Селдоном.
— Сир?
— Что тут непонятного в моем приказе? Немедленно свяжись с Селдоном!
— Вы хотите, чтобы я пригласил его во дворец, сир?
— Нет, это слишком долго. Думаю, ты сумеешь наладить линию секретной связи — секретной, слышишь, чтобы она не прослушивалась!
— Да, сир, безусловно.
— Так давай же. Быстрее!
20
Селдону недоставало самообладания Демерзеля, ведь он был из плоти и крови. Этот вызов в кабинет, внезапное потрескивание защитного поля — все это говорило, что происходит нечто совершенно необычное.
Он полагал, что увидит на голографическом экране какого-нибудь высокопоставленного чиновника, который предварит его секретную, непрослушиваемую связь с Демерзелем. Судя по тому, как быстро распространялись слухи о том, что Демерзель — робот, меньшего и ждать было нечего.
Но и большего Селдон никак не ожидал, а потому, когда в его кабинете появился (пусть даже в виде голографического изображения) не кто иной, как Его Императорское Величество собственной персоной, Селдон опустился на стул, широко раскрыл рот, и, как ни пытался встать, у него этого не получалось.
Клеон знаком повелел Селдону сидеть.
— Вы, видимо, знаете о том, что происходит, Селдон? — сказал Император.
— Вы насчет разговоров о роботе, сир?
— Именно об этом. Что можно предпринять? Селдон, несмотря на разрешение сидеть, все-таки с трудом поднялся.
— Дело обстоит гораздо хуже, сир. Джоранум поднимает бунты по всему Трентору под флагом этих самых разговоров. По крайней мере, так говорят в новостях.
— Да? А вот я этого пока не знаю. Нет, конечно, зачем Императору знать правду?
— Императору не стоит волноваться, сир. Я уверен, что премьер-министр…
— Премьер-министр не делает ровным счетом ничего, даже меня не информирует. Я обращаюсь к вам и вашей психоистории. Скажите, что мне делать?
— Сир?
— Я с вами в игрушки играть не собираюсь, Селдон. Вы восемь лет работали над психоисторией. Премьер-министр утверждает, что мне не стоит принимать юридических мер к Джорануму. Но что же мне тогда делать?
— Ничего, сир, — прошептал Селдон.
— Вы ничего не можете мне посоветовать?
— Нет, сир. Я не о том. Я о том, что вам не следует ничего делать. Ничего! Премьер-министр совершенно прав, что отговаривает вас от юридических мер. От этого будет только хуже.
— Замечательно. А лучше от чего будет?
— Будет лучше, если вы не будете делать ровным счетом ничего. Пусть правительство позволит Джорануму делать то, что ему вздумается.
— И что это даст?
Селдон, стараясь скрыть отчаяние, негромко ответил:
— Скоро будет видно.
Император вдруг просиял. Куда девались злость и негодование!
— А-га! — сказал он заговорщицки. — Я понял! Ситуация у вас в руках!
— Сир, я не говорил, что…
— И не надо. Не надо ничего говорить. Я уже наслушался. Значит, так, ситуация у вас в руках, но мне нужны результаты. На моей стороне по-прежнему императорская гвардия и вооруженные силы. Они останутся мне верны, и, если дело дойдет до серьезных беспорядков, я не растеряюсь. Но для начала я дам вам шанс.
Изображение вспыхнуло и исчезло, а Селдон еще долго сидел, глядя на экран.
Впервые с того самого злосчастного момента, когда восемь лет назад он обмолвился о психоистории, он вынужден был столкнуться с неразрешимой задачей: от него требовали то, чего у него не было.
А было-то всего — дикие, неоформленные, призрачные мысли да то, что Юго Амариль называл интуицией.
21
За два дня Джоранум покорил Трентор. Где-то он бывал сам, куда-то выезжали его помощники. Как Гэри сказал Дорс, кампания была проведена прямо-таки по-военному.
— Ему бы родиться пораньше, — заметил он, — и вышел бы из него отличный адмирал. Балда, разменивается на политику.
— Разменивается? — удивилась Дорс. — При такой прыти он через неделю станет премьер-министром! Есть сообщения о том, что кое-какие гарнизоны переходят на его сторону.
— Все это скоро кончится, Дорс, — покачал головой Селдон.
— Что «это»? Триумф Джоранума или Империи?
— Триумф Джоранума. История с роботом, конечно, наделала жуткого шума, в особенности — эта листовка, но стоит немного поразмыслить весьма трезво, хладнокровно, и люди поймут, как нелепо это обвинение.
— Но, Гэри, мне-то ты можешь не лгать. Зачем ты-то притворяешься, что это все нелепо? И как только Джоранум мог узнать о том, что Демерзель — робот?
— А, ты про это? Рейч ему рассказал.
— Рейч?!
— Да. Он отлично справился с порученным делом и вернулся с обещанием Джоранума сделать его в один прекрасный день главой правительства Даля. Конечно, ему поверили. Я знал, что так и будет.
— То есть ты сказал Рейчу, что Демерзель — робот, и велел передать это Джорануму? — в ужасе спросила Дорс.