Рейч, не мигая, смотрел на него и ждал, что будет.
— Так, если я не ослышался, вы назвались джоранумитом.
Рейч решил показать, будто разволновался. Это ему легко удалось.
— А почему вы так заинтересовались, мистер? — спросил он.
— Да потому что, сынок, уж больно ты молодой.
— Не такой уж я молодой. Успел поглядеть выступления Джоранума по головидению, во всяком случае.
— Да ну? И процитировать сможешь?
— Ну, не то чтобы… — пожал плечами Рейч. — Но смысл помню.
— Уж больно ты храбр, юноша. Вот так, в открытую заявлять, что ты — джоранумит… Не всем такое понравится.
— А мне говорили, будто в Сэтчеме полным-полно джоранумитов.
— Может и так. И потому ты сюда приехал?
— Я работу ищу. Думал, может, мне подсобит еще какой джоранумит.
— В Дале тоже джоранумитов хватает. Ты сам-то откуда?
(Все ясно, почувствовал акцент. От этого было некуда деваться.)
— Вообще-то, родом я из Миллимару, — ответил Рейч, — а в Дале жил потом.
— Чем занимался?
— Да так… Учился в школе маленько…
— И с чего же это ты в джоранумиты подался?
Рейч решил, что пора немного разгорячиться. Невозможно было прожить много лет в таком униженном и угнетенном секторе, каким был Даль, и не иметь объективных причин для того, чтобы стать хотя бы в душе джоранумитом. Подбодрившись, он объявил:
— А с того, что я думаю, что народу надо дать больше свобод, дать ему возможность большего представительства в правительстве, обеспечить равенство секторов и миров вообще. Уж и не знаю, по-моему, такое любому в голову придет, если у него, конечно, имеется голова.
— Ну а как насчет власти Императора? Хочешь, чтобы она была ликвидирована?
Рейч призадумался. Конечно, можно было далеко зайти, высказывая радикальные взгляды, но вот относительно Императора — нет уж, увольте.
— Я такого не говорил, — покачал он головой. — Я не против Императора, только, пожалуй, целой Империи для одного человека многовато будет.
— Дело не в нем одном. Дело в имперской бюрократии. А что скажешь про Гэри Селдона, премьер-министра?
— А что я про него могу сказать? Я про него и не знаю ни фига.
— Стало быть, ты знаешь, что народу следует дать побольше власти, верно?
Рейч напустил на себя смущенный вид.
— Ну, так же Джоранум говорил! Откуда мне знать, как это называется? Слыхал как-то, кто-то назвал это дело «демократией», но я не врубился, что это за штука.
— Демократия — это способ правления, который пытались у себя наладить некоторые миры. Не сказал бы, что дела у них обстояли лучше, чем в других мирах. Так ты демократ?
— Это так называется? — Рейч притворно склонил голову, делая вид, будто глубоко задумался. — Не, чё-то мне не нравится это слово. «Джоранумит» как-то роднее.
— Ясное дело, раз ты далиец…
— Я там токо жил вообще-то.
— …стало быть, ты горой за равенство и всякое такое прочее. Далийцы как угнетенный народ просто созданы для такого образа мыслей.
— А вот я слыхал, что в Сэтчеме тоже многие по-джоранумитски думают. Их-то вроде бы никто не угнетает.
— Тут другая причина. Сэтчемские мэры всегда мечтали стать Императорами. Не слыхал? — Рейч покачал головой. — Восемнадцать лет назад, — сказал мужчина, — была тут такая дамочка, Рейчел, так она еще бы чуть-чуть и скинула бы Императора. Та еще была заварушка. Так что сэтчемцы — народ мятежный, и таких тут больше, чем джоранумитов.
— Я про все такое ничего не знаю, — сказал Рейч. — Я не против Императора.
— Но за то, чтобы власть была у народа, верно? Тебе не кажется, что некий выборный орган мог бы править Империей, не слишком углубляясь в политику и партизанские вылазки?
— Чего? — выпучил глаза Рейч. — Я не понял.
— Скажу попроще. Сможет ли куча народу быстро принять решение в острой ситуации, когда надо что-то решить очень быстро? Или они смогут только сидеть и ругаться?
— Это я не знаю, но только мне сдается, что несправедливо, если за все миры сразу будут чего-то решать несколько людей.
— А сражаться-то за свои взгляды ты готов? Или тебе больше трепаться нравится?
— Сражаться мне покуда никто не предлагал, — сказал Рейч.
— Ну а если бы предложили? Насколько это все для тебя серьезно — демократия твоя, или джоранумитские воззрения? А?
— А чего? И сразился бы, если только от этого чего хорошее вышло бы.
— Храбрый юноша. Стало быть, ты приехал в Сэтчем, чтобы сражаться за свои взгляды?
— Да нет… — смущенно заерзал на стуле Рейч. — Я ведь, сэр, вам сказал: я работу ищу. Щас ведь работу найти непросто, а денег у меня — раз-два и обчелся. Жить-то парню на что-то надо, верно?
— Не спорю. Как тебя зовут?
Вопрос прозвучал неожиданно, но Рейч не замешкался с ответом.
— Планше, сэр.
— Это фамилия или имя?
— Имя вроде.
— Стало быть, как я понял у тебя нет денег и нет образования?
— Похоже, так, сэр.
— И специальности никакой?
— Я не слишком много работал, но готов на все.
— Ясно. Вот что я скажу тебе, Планше…
Мужчина вынул из кармана небольшой белый треугольник, нажал на него, и на поверхности треугольника появились буквы. Мужчина провел по надписи подушечкой большого пальца — и буквы зафиксировались.
— Вот, — сказал он. — Тут написано, к кому обратиться. Как пойдешь, возьми вот это с собой. Там найдется для тебя работа.
Рейч взял у незнакомца треугольник и поглядел на него. Буквы слабо светились, но прочитать Рейч ничего не мог, как ни силился. Он с опаской глянул на мужчину:
— А вдруг скажут: украл?
— Это невозможно украсть. Там моя подпись, а еще — твое имя.
— А если спросят, кто вы такой?
— Не спросят. Скажи только, что тебе нужна работа. Есть шанс устроиться. Ничего не обещаю, но шанс есть. А вот тут написано, как пройти.
И мужчина вручил Рейчу другую карточку. Адрес Рейч разобрал моментально.
— Спасибо, — смущенно пробормотал он.
Мужчина приветливо помахал ему на прощание.
Рейч встал и вышел из бара, гадая, что его ждет впереди.
13
Туда-обратно. Туда-обратно. Туда-обратно…
Глеб Андорин следил взглядом за Намарти, который, заложив руки за спину, расхаживал взад-вперед по комнате. Похоже было, он просто не в силах усидеть на месте, настолько обуреваем страстями.
А Андорин смотрел на него и думал: «Ведь он — не самый умный человек в Империи. Да что там в Империи — и в партии не самый умный. И не самый хитрый, и не самый талантливый. Его то и дело приходится удерживать от опрометчивых решений, и все-таки он всех нас обошел. Мы могли бы сдаться, послать все куда подальше, а он — ни за что на свете. Хотя, кто знает, может, как раз такой человек нам и нужен. Не будет такого, так и вообще ничего не получится».
Намарти резко остановился, словно почувствовал на себе взгляд Андорина, обернулся и сказал:
— Учти, если опять собираешься делать мне внушение из-за Каспалова, лучше не старайся.
— Больно мне надо тебе внушения делать, — слегка пожал плечами Андорин. — Что толку-то? Дело сделано. Вред причинен.
— Какой вред, Андорин? Какой вред?! Если бы я этого не сделал, вред был бы причинен нам! Еще чуть-чуть, и этот человек предал бы нас. Месяц — максимум, и он побежал бы от нас…
— Знаю. Я был там. Я слышал, что он говорил.
— Ну так кому как не тебе понимать, что другого выбора не было. Не бы-ло! Или ты думаешь, будто бы мне по сердцу убивать старого товарища, а? Просто у меня не было выбора.