Василия немного смутилась:
— Должна признать, что в этом вы, вероятно, правы.
— В сущности, Василия, это звучит совсем уж фантастично. Если матрица, которую вы видели, не похожа ни на что, виденное вами раньше, с чего вы взяли, что это рисунок для чего-нибудь?
Василия поколебалась.
— Сказать по правде, я сама этому удивляюсь, но, как только я увидела рисунок, мне сразу пришло в голову слово «телепатия».
— Несмотря на то что телепатия невозможна даже теоретически?
— Считается невозможной даже теоретически, а это не совсем одно и то же.
— Но пока еще никому не удавалось добиться прогресса в этом отношении!
— Да. Но почему при виде рисунка мне пришла в голову мысль о телепатии?
— Василия, может быть, это просто ваш заскок, и бесполезно пытаться его анализировать. Забудем об этом. Что еще скажете?
— Еще одна вещь, самая загадочная. По некоторым незначительным признакам у меня создалось впечатление, что соляриане собираются покинуть свою планету.
— Да?
— Не знаю. Их всегда было немного, а становится еще меньше. Возможно, они хотят начать сначала где-нибудь в другом месте, пока совсем не вымерли.
— Как это сначала? Куда же они поедут?
Василия покачала головой:
— Я рассказала вам все, что знаю.
— Тогда я все это приму в расчет, — медленно сказал Амадейро. — Ядерный усилитель — раз, гуманоидные роботы — два, роботы-телепаты — три, уход с планеты — четыре. Откровенно говоря, ничему этому я не верю, но уговорю Совет санкционировать беседу с регентом Солярии. А теперь, Василия, вы можете отдохнуть. Почему бы вам не взять несколько недель отпуска, чтобы заново привыкнуть к солнцу Авроры и прекрасной погоде, прежде чем взяться за работу?
— Это очень мило с вашей стороны, Калдин, — сказала Василия, не вставая с кресла, — но осталось еще два вопроса, которые мне нужно с вами обсудить.
Амадейро невольно взглянул на часы.
— Это займет много времени, Василия?
— Сколько бы ни заняло, Калдин, это необходимо обсудить.
— И что же вы хотите?
— Прежде всего — кто этот молодой всезнайка, который, кажется, пробрался в Институт? Как бишь его, Мандамус?
— Вы уже виделись с ним? — Амадейро натянуто улыбнулся. — Как видите, на Авроре кое-что изменилось.
— В этом случае явно не в лучшую сторону, — угрюмо сказала Василия. — Кто он?
— Как вы сказали — всезнайка. Блестящий молодой человек, достаточно разбирающийся в роботехнике и неплохо осведомленный в общей физике, химии, планетологии…
— Сколько лет этому исполину эрудиции?
— Неполных пятьдесят.
— А что будет из этого дитяти, когда он вырастет?
— Он останется таким же мудрым, сколь и блестящим, наверное.
— Не прикидывайтесь, что не поняли меня, Калдин. Вы намерены сделать его руководителем Института после себя?
— Я намерен прожить еще много десятилетий.
— Это не ответ.
— Это единственный ответ, который у меня есть.
Василия беспокойно ерзала в кресле, и ее робот, стоявший за ее спиной, водил глазами из стороны в сторону, словно готовился отразить нападение. Вероятно, на него подействовало беспокойство Василии.
— Калдин, — сказала она, — следующим руководителем буду я. Это решено. Вы сами так говорили.
— Да, Василия, я так говорил, но после моей смерти этот вопрос будет решать Совет директоров. Даже если я кого-нибудь порекомендую, Совет может все переиграть. Таковы правила Института.
— Вы составьте рекомендацию, Калдин, а уж я займусь Советом.
Амадейро нахмурился.
— Я не буду обсуждать это сейчас. Что еще вы хотели обсудить? Пожалуйста, будьте коротки.
Она несколько секунд злобно смотрела на него, а потом сказала, как отрубила:
— Жискар!
— Робот?
— Конечно, робот. Разве вы знаете какого-нибудь другого Жискара, о котором я стала бы говорить?
— Ну, так что с ним?
— Он мой.
Амадейро удивился:
— Он был законной собственностью Фастольфа.
— Жискар стал моим, когда я была еще маленькой.
— Фастольф одолжил его вам, а потом взял обратно. Ведь официально он не был вашим.
— Он был моим фактически. Но в любом случае у Фастольфа больше нет собственности. Он умер.
— Он оставил завещание. Если я правильно запомнил, по этому завещанию два робота, Жискар и Дэниел, теперь являются собственностью солярианки.
— Я не хочу, чтобы они были у нее. Я дочь Фастольфа.
— Ого!
Василия вспыхнула:
— Я требую Жискара! Почему им владеет чужестранка?
— Только потому, что так завещал Фастольф. К тому же она гражданка Авроры.
— Кто это сказал? Для всех аврориан она солярианка.
Охваченный внезапным приступом ярости, Амадейро стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
— Василия, чего вы от меня хотите? Я не люблю солярианку, она мне очень неприятна, и, будь у меня возможность, я бы, — он быстро взглянул на роботов, — я бы вышвырнул ее с планеты. Но я не могу оспаривать завещание. Даже если бы был законный путь к этому — а его нет — я не счел бы разумным делать это. Фастольф умер…
— Именно поэтому Жискар должен быть моим.
Амадейро не обратил внимания на ее слова.
— Коалиция, которой руководил Фастольф, распадается. В последние несколько десятилетий она держалась только благодаря его обаянию. Я хочу собрать остатки этой коалиции и присоединить к своим последователям. Таким образом я могу собрать группу, которая станет доминировать в Совете и контролировать следующие выборы.
— И сделает вас следующим Председателем?
— А почему бы и нет? Авроре хуже не будет, а мне это дало бы шанс изменить нашу никудышную политику, пока не поздно. Беда в том, что у меня нет популярности Фастольфа, нет его дара излучать святость, чтобы скрыть глупость. Следовательно, если я стану праздновать победу над умершим, это будет плохо выглядеть. Никто не должен говорить, что при жизни Фастольф пренебрегал мною, а когда он умер, я наплевал на его завещание. Я не желаю быть смешным. Вы поняли? Обойдетесь без Жискара!
Василия встала, выпрямилась и прищурилась.
— Посмотрим!
— Уже видим. Наш разговор окончен, и если вы мечтали стать главой Института, я не потерплю никаких угроз. Так что, если вы намерены продолжать, советую вам одуматься.
— Я не угрожаю, — сказала Василия, всем своим видом свидетельствуя о том, что говорит неправду.
Она знаком приказала роботу следовать за собой и вышла.
50
Неожиданность, вернее, серия неожиданностей, началась через несколько месяцев, когда Мэлун Сисис пришел в кабинет Амадейро на обычное утреннее совещание.
Амадейро всегда радовался приходу Сисиса. Этот самый Сисис был спокойным промежутком в курсе делового дня. Он был старым сотрудником Института и единственным, кто не имел амбиций и не ждал смерти или отставки Амадейро. Он был просто превосходным подчиненным. Он преданно служил патрону и пользовался доверием.
Поэтому Амадейро очень огорчился, когда примерно год назад заметил впалую грудь и неуверенную походку своего превосходного подчиненного, учуял некий запах тления. Неужели Сисис стареет? Ведь он всего на несколько десятков лет старше Амадейро.
Больше всего Амадейро поразила неприятная мысль, что с постепенной деградацией многих сторон жизни космонитов исчезают, похоже, и надежды. Он не раз собирался посмотреть статистические данные, но все время забывал или подсознательно боялся сделать это.
Судя по всему, Сисис был взволнован: лицо раскраснелось (это еще более подчеркивало седину в бронзовых волосах), его буквально распирало от изумления.
Амадейро даже не пришлось спрашивать, что случилось. Сисис сразу же выложил все.