У него даже появилось объяснение массовому помешательству. Заводов в окрестностях Архангельска хватает, на одном из них произошел выброс, а тут ветер как раз в их сторону… И сотовую связь всего скорее отключили осторожные менты. Власти гасят панику у населения, и надо ждать спасателей и медиков. Гипотезу с выбросом подтверждал неправильный туман, по которому пробегали искры, похожие на разряды статического электричества. Жаль, что нельзя одним глазом заглянуть в инет. Интересно, что сейчас пишут в городских группах «В контакте»?
Таджик сидел, обернув плечи спальником, на корточках, и Максиму показалось, что он молится. Но Сухроб не молился – его руки обхватывали пол-литровую банку с крепким чаем, из которой он делал частые мелкие глотки. С виду на объекте все было в порядке – инструмент на месте, куча нарезанного уголка выглядела целой. Но работать в подобной обстановке невозможно, и Максим, в очередной раз с тоской посмотрев на дисплей мобильника, обратился к молчавшему таджику:
– Ну что, Сухроб, как ночь прошла? Рассказывай.
– Плохой ночь, Максим. Савсем плохой. В подсопка двери нету, и я всю ночь не спал. Боялся.
– Так ты что, вообще уснуть не мог? Ну, в подсобке – да, без дверей холодно. Но инструмент в торговый зал перетащить можно, а он закрывается.
– Какой спать, Максим, какой там спать? Сначала боялся, что вор или хулиган пьяный залезет, потом туман пошел. А утром все вокруг савсем с ума сошли. В машинах орет сигналка, собака лает и рядом три раз с травмат стреляли. Свет погас на улица, мобила не работает. Какой спать, Максим? Я подумал, начался революций, как в Таджикистан или Киргизия, но нет, не революций, в революций стреляют сильнее и по-другому.
Максим, как и подавляющее большинство сверстников, был немножко националистом. Последние иллюзии о дружбе народов из него выбила срочная служба, причем выбила в самом прямом смысле слова. В части ПВО, где он служил, столкновения между диаспорами происходили регулярно, он лично участвовал в коллективных драках и ушел на дембель с устойчивым чувством неприязни к представителям южных республик. Но жизнь – она такая штука, сложная… Гарик, к примеру, – адекватный, а Сухроб – вообще хороший и простой пацан. Макс вовсе не исключал, что при определенных обстоятельствах их лояльность к русским может испариться, но воротить нос от человека, который за тебя горой и прикрывает спину?
– Сухроб! Разжигай примус, поедим с тобой нормально. Одним чаем сыт не будешь. Только прикрой со стороны улицы. Черт его знает, кого на огонек занести может.
– Да, Максим, покушаем. У меня китайский лапша есть – много. И бульонный кубик.
– Гы-ы… Да выкинь, на фиг, свои бич-пакеты. Вот котлеты с пирожками, сало. Сухроб, кстати, ты свинину жрешь? А то у меня сало есть.
– Свинину не жру, а сало давай, порежу. Я не смотрел, с чего сало сделан, – значит, жру.
Впервые за сегодняшнее утро Максим увидел нормальную человеческую улыбку, и на душе немножко полегчало.
Несмотря на то, что котлеты с жареной картошкой и пирожки с рыбой выглядели аппетитно, кусок в горло лез тяжеловато. Обоих доставала тошнота и сладковатый запах, который, впрочем, стал немного меньше. Туман почти рассеялся, и в окно проглянул памятник Петру Первому, установленный посреди небольшой площади. Бодро рассказывающей о своей родине Сухроб начал клевать носом, и Макс отправил его в спальник, где тот моментально отрубился.
Он закурил сигарету, вышел на улицу и огляделся. Да, туман рассеялся, горелый запах почти не доставал, и Максим сделал вывод, что аварию ликвидировали или локализовали. Он щелкнул зажигалкой и внимательно посмотрел на пламя. Огонек горел ровно и не отклонялся ни на миллиметр. Значит, воняющий туман унес не ветер, и можно надеяться, что жизнь скоро наладится. Но улица? Утренний дурдом не только не закрылся, но и получил много новых пациентов. Перед глазами сновал народ, и поведение людей Максу не понравилось. Среди них наблюдалось много «торопливых» и похожих на утреннего мужика неадекватов, которые шли строго по прямой в различных направлениях. Шли, не выбирая дороги и бесцеремонно раскидывая по сторонам других людей.
И что удивительно, наглецов не ставили на место. Никто даже не пытался возмутиться – народ их просто игнорировал. И вообще, никто между собой не разговаривал и не общался – складывалось впечатление, что каждого интересовали исключительно свои проблемы, которые он мучительно обдумывал.