Она приседает, чтобы попытаться собрать разбитые стёклышки, но острый осколок глубоко вонзается ей в палец; она вскрикивает — пронзительно, искренне. Она стоит на коленях среди разбитого стекла и смотрит, как яркая бусина крови перерастает в каплю. Раньше она никогда не видела собственной крови, своей крови. Это зрелище пугает и завораживает её.
И вот посреди этой ужасной, кровавой комнаты прекрасный велосипедист невинно оказывает девушке первую помощь; одним своим присутствием он исполняет обряд экзорцизма. Он нежно отводит её руку и прикладывает к ране собственный платок; но кровь всё течёт. И тогда он прикладывает к ране свои губы. Он лучше вылечит её поцелуем, как сделала бы её мама, если бы была жива.
Все серебряные слёзы с хрупким звоном падают со стен. Нарисованные предки отводят глаза и скрежещут клыками.
Как она может снести боль, став человеком?
Конец изгнания есть конец всему её существованию.
Его разбудила песня жаворонка. Ставни, шторы и даже наглухо запечатанные окна ужасной спальни были распахнуты и через них внутрь вливались потоки света и воздуха; и теперь стало видно, насколько вопиюще безвкусно она была обставлена, каким тонким и дешёвым был атлас, а катафалк оказался вовсе не из чёрного дерева, а просто обернут выкрашенной в чёрный цвет бумагой, натянутой на деревянные распорки, как в театре. Ветер принёс из сада стаю розовых лепестков, и их алый ароматный осадок кружил по полу. Свечи догорели, а своего любимого жаворонка она, наверное, выпустила на волю, потому что он сидел теперь на краю дурацкого гроба и с наслаждением распевал свою утреннюю песню. Все кости молодого человека затекли и болели: уложив девушку на кровать, он заснул на полу, подложив под голову свёрнутую куртку вместо подушки.
Но её и след простыл, осталась лишь накинутая на истлевшее чёрное атласное покрывало кружевная ночная рубашка, чуть запятнанная кровью, как будто от женских менструаций, и роза — должно быть, с неистовых кустов, качающихся за окном. Воздух был тяжёл от благовоний и аромата роз, и молодой человек закашлялся. Наверное, графиня встала пораньше, чтобы насладиться лучами солнца, незаметно проскользнула в сад, чтобы сорвать для него розу. Он встал, ласково посадил жаворонка себе на запястье и поднёс его к окну. Поначалу жаворонок, подобно всем птичкам, которые слишком долго сидели в клетке, никак не хотел улетать, но когда молодой человек подбросил его в воздух, он расправил крылья и взмыл к голубому небесному куполу; молодой человек с радостью в сердце проводил его взглядом.
Потом он неслышно вернулся в спальню и в голове у него роились самые разные планы. Мы отвезём её в Цюрих, в клинику; там её вылечат от нервной истерии. Потом покажем её специалисту-глазнику, чтобы исцелить её от светобоязни; а затем отведём к дантисту, чтобы исправить форму зубов. С её когтями может справиться любая опытная маникюрша. Мы сделаем из неё прекрасную девушку, какова она по сути и есть; я избавлю её от всех этих ночных кошмаров.
Тяжёлые шторы раздвинуты, впустить в комнату искромётный огонь первых утренних лучей; она сидит в запустении своего будуара за круглым столом, облачённая в то же белое платье, а перед ней раскинуты карты. Она заснула над картами судьбы, такими истёртыми, засаленными и истрёпанными от непрестанного перетасовывания, что ни на одной из них уже невозможно разобрать рисунок.
Она не спит.
В смерти она выглядела гораздо старше, менее красивой и оттого — впервые — совершенно человечной.
Я исчезну с первым лучом солнца; я всего лишь порождение тьмы.
И оставлю на память о себе тёмную розу с острыми, как клыки, шипами, которую я вырвала из своего лона, словно цветок на могильном камне. На могильном камне.
Моя надзирательница позаботится обо всём.
Носферату всегда заботятся о собственных похоронах; кто-то непременно проводит её в последний путь. Тут же откуда ни возьмись появилась плачущая старуха и довольно грубо указала ему на дверь. После некоторых поисков в вонючих сараях он отыскал наконец свой велосипед и, прервав отпуск, поехал прямиком в Бухарест, где на почте его ждала телеграмма до востребования с приказом немедленно явиться в полк. Потом, вновь уже облачившись в форму своего полка, он обнаружил, что роза графини по-прежнему у него: наверное, он засунул её в нагрудный карман велосипедной куртки после того, как нашёл её тело. Любопытно, что, хотя этот цветок был привезён из далекой Румынии, казалось, в нём ещё теплилась жизнь. И тогда, поддавшись порыву — ибо девушка была так хороша, а её смерть столь неожиданна и трагична, — молодой человек решил попытаться воскресить её розу. Он наполнил водой из графина стакан для полоскания рта, поставил тот на свой шкафчик и сунул в него розу так, чтобы её увядшая головка плавала на поверхности.