— У тебя сейчас турне? — Блэнк Фрэнк принял на себя роль гостеприимного хозяина.
— Да. В следующую пятницу в Атланте надо надрать задницу Джейку-Змею. Хотим с Дэмьеном задавить его, посмотрим, как питон это выдержит. Реально ломать его не собираюсь, но кровь ему попортить очень хочется, если понимаешь, о чём я.
Блэнк Фрэнк ухмыльнулся, он знал, что Ларри имеет в виду. Это означало ухватить противника левой рукой, а затем крепко сжать своё запястье правой рукой.
— Тиски.
Этот прием Ларри сам изобрёл, по своей скандальной репутации он уступал только удушающему захвату. В прошлом тиски не раз помогали Блэнку справиться с каким-нибудь отъявленным буяном. Авторство принадлежало Ларри и он мог им гордиться.
— По-настоящему кровь попортить! — пришёл в восторг Ларри.
— Ш-ш-ш, — предостерегающе зашипел Граф. — Пожалуйста.
— О, прости, тот, для кого время стало вечностью. Эй! А помнишь ту пивоварню, они сделали три, что ли, рекламных ролика с Пивным Волком, прежде чем кампания загнулась? Так это был я!
Блэнк Фрэнк поднял свой бокал со «Слепым отшельником»:
— В таком случае за Пивного Волка. Пусть подольше воет на луну.
— За Пивного Волка, — сказал Граф.
— Мать вашу… — Ларри выпил залпом до краёв полную кружку пива, рыгнул, вытер пену с губ и по-волчьи взвыл.
Граф промокнул губы салфеткой.
Ларри откалывал знакомые коленца, а Блэнк Фрэнк глядел на него, и воспоминание обожгло его мозг, как стопка крепкого на прицепе. Ларри всегда будут выдавать эти его нос, зубы и глаза-бусины. Да и сросшиеся на переносице брови в старые времена считались классической уликой. За исключением густых бровей, особой волосатостью Ларри не отличался. По крайней мере, в людском обличье. Руки покрывали тонкие рыжеватые волоски. Тренажёры и мордобой, которым Ларри зарабатывал на жизнь, внушительно увеличили его плечи: Обычно он носил футболки. Во время шоу Ларри разрывал их на груди. Он был грудой мышц, без единой складки жира. Ларри мог сжать банку с пивом так, что она открывалась с оглушительным хлопком. Пентаграмма на его мозолистой ладони выцвела, как татуировка Блэнка Фрэнка.
— Классно, — сказал Ларри, имея в виду крест с распятием в ухе Графа.
— Да и у тебя не менее рискованная штука, — ответил Граф, кивая на серебряную, в виде черепа серьгу Ларри. — Или это свет так падает?
Пальцы Ларри коснулись серебра.
— Да. Виноват. А давненько мы не вспоминали всю эту киношную лабуду.
— А мне нравилось. — Блэнк Фрэнк показал свою татуировку. — Хорошо было.
— Хор-рошо… — сказали Ларри и Граф в один голос, подшучивая над другом.
Все трое вообразили крошечный самолёт, который, однажды поднявшись в воздух, обречён вечно летать вокруг чёрно-белого земного шара.
— И давно она у тебя? — спросил Ларри с ободком пены вокруг рта, отрываясь уже от второй кружки пива.
У Блэнка Фрэнка расширились зрачки, он пытался вспомнить, когда же у него появилась эта татуировка и не мог.
— Лет сорок назад, — подсказал ему Граф. — К тому времени, как он решил сделать себе эту татуировку, они уже сменили логотип.
— Может быть, именно поэтому я её и сделал, — всё ещё немного растерянно произнес Блэнк Фрэнк. Он водил по татуировке круговыми движениями, словно рассчитывая на наплыв и флэшбек с предысторией.
— Эй, но мы же тогда спасли эту чёртову студию от банкротства, — разозлился Ларри. — Мы и Эббот с Костелло.[32]
— Им тоже указали на дверь. — До сих пор Граф чувствовал себя уязвлённым из-за того, что в общем бардаке его лицо использовалось с грубейшим нарушением авторских прав. Он видел своё изображение на каждом углу, но платить ему за это никто не собирался. Его деловому чутью был нанесён серьёзный удар. И он отлично понимал, почему должен существовать «Настоящий Человек-волк». — Баду, Лу, тебе, мне, верзиле — нам всем после Второй мировой войны досталась одна бурда, сливки сняли другие.
— Я был на похоронах Лу, — сказал Ларри. — Ты в это время отсиживался в Карпатах. — Он повернулся к Блэнку Фрэнку. — А ты даже не знал о его смерти.
— Я любил Лу, — сказал Блэнк. — Разве я не рассказывал тебе, как случайно переломил его на съёмочной площадке…
— Да, — в один голос произнесли Граф и Ларри.
Это разрядило напряжение, вызванное мрачными воспоминаниями об интригах бездушных киностудий. Лучше вспоминать людей, а не события.