Все они старались донести одну и ту же мысль: «Вы — большие люди, и будет просто замечательно, если вы сумеете убедить ваши многочисленные организации и учреждения оказать нам помощь».
Вечером по пути в отель мы стали свидетелями того, как толпа — по виду в основном офисные служащие, в конце дня покинувшие каменные улья своих контор, — избивает троих мужчин и одну женщину. Раду Фортуна с усмешкой показал на широкую площадь перед отелем, где людей было ещё больше.
— Там, на Университетской площади, на прошлой неделе… когда люди собираться на демонстрацию и петь, понимаете? Танки их давить, ещё больше расстрелять. Видимо, это быть информаторы секуритате.
Прежде чем автобус подкатил к каменному козырьку отеля, мы успели увидеть, как солдаты в форме уводят предполагаемых информаторов, подгоняя их прикладами автоматов. Толпа провожала этих людей пинками и плевками.
— Не разбив яиц, омлет не приготовить, — пробормотал наш нобелевский лауреат.
Отец Пол метнул в него гневный взгляд, тогда как Раду Фортуна одобрительно хохотнул.
— Предполагалось, что Чаушеску лучше подготовился к осаде, — заметил доктор Эймсли после ужина.
Мы оставались в ресторане, поскольку там было теплее, чем в номерах. Официанты и несколько военных бесцельно слонялись по просторному помещению. Репортёры, громко галдя, быстро покончили с едой и ушли туда, куда там они обычно уходят выпить и обменяться циничными шуточками.
Раду Фортуна, присоединившийся к нам за кофе, вновь продемонстрировал свою фирменную редкозубую улыбку:
— Хотите смотреть, как Чаушеску готовиться?
Эймсли, отец Пол и я выразили такое желание. Карл Берри решил подняться к себе в номер, так как ждал звонка из Штатов. Доктор Паксли ушёл следом, проворчав, что намерен лечь спать пораньше.
Фортуна вывел нас троих на холод и по тёмным улицам повёл к чёрным от копоти стенам президентского дворца. Ополченец шагнул к нам из тени, вскинув автомат Калашникова, и что-то отрывисто пролаял, однако Фортуна негромко произнёс пару слов и нас пропустили.
Света во дворце не было, только кое-где горел огонь в бочках, возле которых спали или жались друг к другу замёрзшие солдаты и ополченцы. Повсюду валялась мебель, с двадцатифутовых окон содрали портьеры, а узорные мраморные полы были вымазаны тёмными полосами и замусорены бумагой. Фортуна провёл нас по неширокому коридору сквозь ряд комнат, похожих на личные апартаменты, и остановился у какого-то неприметного с виду шкафа площадью примерно четыре квадратных фута. Внутри шкафа не оказалось ничего, кроме трёх фонарей на полке. Наш провожатый зажёг фонари, вручил один Эймсли, другой — мне, а затем коснулся декоративного выступа над задней стенкой. Стена медленно отъехала вбок, открывая каменные ступени.
Следующие полчаса прошли будто во сне, почти как в галлюцинаторном бреду. Лестница уходила вниз, в гулкие залы, откуда ветвился лабиринт каменных туннелей и других лестниц. Фортуна вёл нас вглубь лабиринта, свет наших фонарей отражался от сводчатых потолков и сочащихся влагой камней.
— Боже правый, — пробормотал доктор Эймсли спустя десять минут. — Да эти ходы тянутся на целые мили!
— Да-да, — расплылся в улыбке Раду Фортуна, — на много миль.
Мы шли через склады, где на полках хранилось автоматическое оружие, а на крюках были развешаны противогазы; через командные пункты, оснащённые рацией и телемониторами, поблёскивавшими в безмолвной темноте. Часть мониторов была разбита, словно какие-то безумцы с топорами вымещали на них злость, другие, целые и невредимые, затянутые прозрачным целлофаном, будто бы только и ждали, когда их включат. Были там и казармы с солдатскими койками, электроплитками и керосиновыми обогревателями, на которые мы смотрели с завистью. В некоторых казармах царил первозданный порядок, некоторые явно были брошены при паническом бегстве или стали местом столь же панических перестрелок. В одном из таких помещений стены и пол были перепачканы кровью; её потёки в потрескивающем свете наших фонарей казались не бурыми, а скорее чёрными.
В дальних ответвлениях туннелей ещё находились трупы: одни валялись в лужах воды, капавшей из люков сверху, другие лежали за баррикадами, наспех сооружёнными на пересечении подземных путей. Пахло в этих сводчатых галереях как в мясной лавке.
— Секуритате, — сказал Фортуна и плюнул в мертвеца, одетого в коричневую рубашку и уткнувшегося лицом в подмёрзшую лужицу. — Они бежали сюда, как крысы и мы прикончить их, как крыс. Понимаете?