Де Бержерак громко и презрительно рассмеялся.
— Ни ангелов, ни демонов не существует, друг мой. На Земле я говорил, что нет и Бога, но сейчас этого не утверждаю. Но, признавая существование Творца, не обязательно верить в сказки об ангелах и демонах.
Мэлори стал горячо настаивать на своем. Завязался спор, во время которого француз ушел прочь. Ночь он провел, как слышал Мэлори, у одной женщины, считавшей, что столь непревзойденный фехтовальщик должен и любовником быть непревзойденным. По ее словам, он оправдал ожидания, хотя оказался, пожалуй, чересчур привержен тому способу любви, который, по общему мнению, достиг высот — или, скорее, бездн — во Франции. Мэлори охватило отвращение. Но позднее в тот же день де Бержерак пришел, чтобы извиниться за свою неблагодарность по отношению к тому, кто спас ему жизнь.
— Я не должен был насмехаться над вами, мой спаситель, принявший меня под свой кров. Приношу вам тысячу извинений, надеясь получить взамен одно прощение.
— Я вам прощаю, — искренне сказал Мэлори. — И хотя вы отвергали нашу церковь на Земле и кощунственно высказывались о Боге — возможно, сегодня вы не откажетесь посетить вечернюю мессу за упокой души ваших товарищей?
— Это самое меньшее, что я могу сделать, — сказал де Бержерак.
Во время службы он обливался слезами так, что потом Мэлори, пользуясь возвышенным настроем Бержерака, спросил его, не хочет ли тот вернуться к Богу.
— Я, пожалуй, никогда и не покидал его, если он существует, — ответил француз. — Я оплакивал тех, кого любил на борту «Парсеваля», и тех, кого уважал, хотя и не любил. Я плакал от злости на Торна — или как его там зовут по-настоящему? А еще я плакал оттого, что столько мужчин и женщин еще так невежественны и суеверны, что верят во всю эту чушь.
— Вы говорите о мессе? — ледяным тоном осведомился Мэлори.
— Да, уж простите мне и эту вину! — крикнул де Бержерак.
— Не прощу, пока вы искренне не покаетесь и не принесете свое покаяние Богу, которого столь тяжко оскорбили.
— Quelle merdet![1] — сказал Бержерак, но тут же обнял Мэлори и расцеловал его в обе щеки. — Как я хотел бы, чтобы то, во что вы верите, было правдой! Но будь это так, как мог бы я простить Бога.
Он простился с Мэлори, сказав, что они, быть может, больше никогда не увидятся. Завтра поутру он отправляется вверх по Реке. Мэлори заподозрил, что для этого Бержераку придется украсть лодку — так оно и оказалось.
Потом Мэлори часто думал о человеке, выпрыгнувшем из горящего дирижабля, о человеке, побывавшем в башне, о которой говорили многие, но которую не видел никто, кроме француза и его спутников. Или, если верить рассказу Бержерака, кроме них, кучки древних египтян и одного лохматого получеловека.
Не прошло и трех лет, как мимо прошел второй огромный корабль. Он был даже больше «Рекса», богаче его, быстрее, лучше оснащен и вооружен. Но назывался он не «Марк Твен». Его капитан, американец Сэмюэль Клеменс, переименовал корабль, назвав его «Внаем не сдается».
Капитан, очевидно, слышал, что король Иоанн назвал свой корабль, бывший «Внаем не сдается», «Рекс грандиссимус». Поэтому Клеменс взял старое название, торжественно написав его на борту.
Пароход остановился, чтобы подзарядить свой батацитор и граали. Мэлори не представилось случая поговорить с капитаном, но он видел и его, и его удивительного стража. Джо Миллер и правда был великаном десятифутового роста и весил восемьсот фунтов. Но он был не столь космат, как представлялось Мэлори по рассказам. Он оказался не более волосатым, чем многие известные Мэлори мужчины, хотя у Джо волосы были длиннее. Челюсти у него действительно выдавались вперед, а нос был точно у обезьяны-носача и походил на здоровенный огурец. Однако вид у великана был разумный.
Глава 4
Преследователь двигался по Реке.
До полудня оставался час. Через час легендарный пароход бросит якорь, и толстенный алюминиевый кабель с медным наконечником соединит батацитор судна с питающим камнем на берегу. Мощный импульс энергии, который поступит на камень, подзарядит батацитор, а граали, расставленные на медной пластине на борту корабля, наполнятся пищей, спиртным и прочим.
Пароход был весь белый, только над четырьмя колесными кожухами крупными черными буквами значилось: «ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ». Ниже помельче: «Капитан Сэмюэль Клеменс». Ниже еще мельче: «Владельцы „Мстители, Инкорпорейтед“».
Над рубкой развевался голубой флаг с алым фениксом.