— Ну и что ж? Если б радары были, они обнаружили бы и первую, и вторую экспедиции, когда те еще только спускались по карнизу, — заметил Бёртон. — И пещеру засекли бы — хотя на пещеру, возможно, операторы не обратили бы внимания. Не было здесь радара, сканирующего море и горы. Да и зачем? Этики не верили, что кто-нибудь может забраться так далеко.
— У нас у всех имеются ватаны, — сказал Нур, — если правда то, что сказали тебе на Совете Двенадцати. Их ватаны ты видел сам. Чего я не понимаю — так это почему этики не выследили тебя задолго до того времени. Снимок твоего ватана должен был храниться в том гигантском компьютере, о котором говорил Спрюс. Как и снимки всех наших ватанов, вероятно.
— Возможно, Икс подменил снимок моего ватана. Это объясняет, почему агент Аньо имел при себе мою обычную фотографию.
— Мне кажется, у этиков имелись наверху поисковые спутники, — сказал Фрайгейт. — Но они не смогли найти тебя по ватану, потому что ватан был изменен.
— Хм-м, — произнес Нур. — Интересно, влияет ли искажение ватана на духовную сущность его носителя?
— Помните, де Марбо рассказывал, как Клеменс анализировал связь между ватаном, ка или душой — называйте, как хотите — и телом? — сказал Бёртон. — Клеменс пришел к выводу, что ватан действительно отражает личность человека. Для этого он и нужен. Бесполезно пытаться приделать ватан к копии чьего-то тела, поскольку копия отличается от оригинала. В ничтожно малой степени, но отличается. И если ватан или душа действительно суть человека, вместилище самосознания, то мозг человека самосознанием не обладает. Без ватана человеческое тело будет обладать разумом, но не самосознанием. Понятие своего «я» будет отсутствовать. Для ватана человеческий организм — то же, что для человека лошадь или автомобиль.
Ну возможно, это не совсем верное сравнение. Комбинация ватана и тела больше напоминает кентавра. Это сплав. И человеческая, и конская половины не могут существовать одна без другой.
Возможно, ватану тоже необходимо тело, чтобы обрести самосознание: ведь, по словам этиков, ватаны без тел блуждают в пространстве, лишенные не только самосознания, но и сознания вообще.
Согласно же нашей теории, это тело генерирует ватан. Как — я не знаю, у меня нет даже гипотезы на этот счет. Но ватан без тела возникнуть не может. У эмбрионов имеются эмбриональные ватаны, у младенцев — младенческие. Ватан взрослеет вместе с телом.
Но существуют две стадии взрослости. Назовем высшую стадию суперватанностью. Ватан, не достигший определенного этически-духовного уровня, обречен после смерти тела вечно блуждать в пространстве, лишенный сознания.
Если только, как здесь, не будет создана копия тела и ватан не вернется к ней, повинуясь некоему притяжению, это тело-дубликат будет обладать разумом, но не концепцией своего «я». Этой концепцией обладает ватан, но лишь при условии воссоединения с телом.
Без ватанов люди бы тоже стали из обезьян людьми, разработали бы язык, развили науку и технику — но религии бы у них не было, и они не больше сознавали бы свои «я», чем муравьи.
— И что у них был бы за язык? — сказал Фрайгейт. — Попробуйте представить себе язык, в котором отсутствует местоимение «я». А возможно, также и «ты», «вы». Я не уверен, что такие люди могли бы создать язык — в вашем понимании. Они так и остались бы разумными животными. Или скорее живыми машинами, не столь зависящими от инстинкта, как животные.
— Поговорим об этом подробнее как-нибудь в другой раз.
— Ну а как же шимпанзе?
— Возможно, у них есть рудиментарные ватаны с низким уровнем самосознания. Никто ведь не доказал, что у обезьян нет своего языка или самосознания. Сам ватан, без тела, самосознания развить не может. Если у человека не развит мозг, то и ватан будет недоразвитый — а следовательно, способный достичь лишь самого низкого этического уровня.
— Э, нет! — сказал Фрайгейт. — Ты путаешь интеллект с моралью. Мы оба знали слишком много, людей с высоким умственным развитием и низким этическим, да и наоборот, чтобы поверить, что высокий интеллектуальный коэффициент обеспечивает столь же высокий моральный уровень.
— Да-а, но ты забываешь о воле.
Они пришли к следующей площадке, и Бёртон осмотрел шахту.
— Все то же самое.
Отряд двинулся дальше, и Бёртон вернулся к своей роли Сократа.
— Итак, воля. Мы должны признать, что полной свободой она не обладает. На нее влияют внешние события — внешняя среда, — а также внутренняя жизнь тела — внутренняя среда. Физические и душевные повреждения, болезни, химические процессы и прочее — все это влияет на волю человека. Маньяк был бы хорошим человеком, если бы болезнь или травма не сделали из него мучителя и убийцу. Психологические или химические факторы приводят к расщеплению личности, создают моральных калек и уродов.
Ватан, я полагаю, столь тесно связан с телом, что отражает все его умственные перемены. У идиота или слабоумного и ватан идиотский или слабоумный.
Вот почему этики воскресили идиотов и слабоумных где-то в другом месте — если наши рассуждения верны, — где их можно лечить без помех. Медицина этиков позволяет полностью развить недоразвитый мозг. И ватаны этих больных тоже становятся высокоразвитыми, в полной мере способными выбирать между добром и злом.
— И получают возможность стать суперватанами и воссоединиться с Богом, — добавил Нур. — Я внимательно слушал тебя, Бёртон. И не согласен с многим. Прежде всего с тем, что Бог не заботится о своих душах. Бог не дал бы им блуждать без смысла и цели. Бог дал бы им всем приют.
— Возможно, Бог — если он есть — действительно о них не заботится, — сказал Бёртон. — Никаких свидетельств обратному нет. Как бы там ни было, я не согласен, что человек без ватана не обладает свободой воли — то есть лишен способности выбирать между моральными альтернативами. Он не способен превозмочь требования тела, окружающей среды или личные склонности. Он не способен сам себя поднять за волосы. Только ватан обладает свободой воли и самосознанием. Но я признаю, что выражать он их может лишь через посредство тела. И признаю, что ватан тесно взаимодействует с телом и подвержен его влиянию. Ватан должен иметь личностные свойства, но большую их часть он черпает от тела.
— Прекрасно, — сказал Фрайгейт. — А не пришли ли мы опять к тому, с чего начинали? Мы так и не сумели провести четкую грань между ватаном и телом. Если ватан поставляет самосознание и свободу воли, он все же зависит от тела в части характера, генетических свойств и нервной системы. Он, так сказать, поглощает эти качества или делает с них фотоснимки. Значит, в определенном смысле ватан лишь копия, а не оригинал.
Когда тело умирает, оно расстается с жизнью бесповоротно. Ватан покидает его, что бы это ни означало, унося с собой копии эмоций и мыслей — все, что составляет личность. Он проявляет свободу воли и самосознание, если его присоединяют к телу-дубликату. Но личность получается несколько иной.
— Он только что доказал, — сказала Афра Бен, — что души нет — в том смысле, как это всегда понимали. А если и есть, то так — мелочь, никакого отношения к бессмертию человека не имеющая.
Тай-Пен заговорил впервые с тех пор, как Бёртон поднял эту тему.
— А я сказал бы, что ватан — это главное. Из всего, что есть в человеке, только он и бессмертен, только его этики и могут сохранить. Он — то же самое, что шансеры называют «ка».
— Что ж это тогда за половинчатость такая? — вскричал Фрайгейт. — Ватан — только часть меня, умершего на Земле существа! Я не могу быть воскрешен, пока не воскресят мое тело!
— Это та твоя часть, которая принадлежит Богу и которую он возьмет к себе, — сказал Нур.
— Да кому это надо? Я хочу быть собой — цельным, полноценным существом!
— Ты достигнешь блаженства, слившись с Богом.
— Ну и что? Собой-то ведь я уже не буду!
— Но и на Земле в тридцать лет ты был не таким, как в пятьдесят. Все твое существо ежесекундно подвергалось и подвергается переменам. Атомы, из которых состоит твое тело при рождении, — не те, из которых оно состоит в восемь лет. Их заменяют другие атомы — так же будет и в сорок лет, и в пятьдесят.