— Где Битнайя? — спросил Том.
Иешуа снова опустил глаза.
— Ее насиловали, когда я последний раз видел ее, — проговорил он глухо. — По очереди. Их там много было, желающих. Она, должно быть, умерла. Когда меня посадили на корабль, она уже не кричала.
Микс махнул рукой, показывая на группу пленниц:
— А эти?
— Крамер сказал, чтобы нескольких оставили в живых… для костра.
Том что-то буркнул про себя.
— Этого-то я и боялся, — сказал он. — Вот почему они не убили меня. Крамер собирается особо посчитаться со мной.
Он не добавил — хотя и подумал, — что Иешуа наверняка тоже попал в разряд «привилегированных». Впрочем, Иешуа, вероятно, знает об этом.
— Если нам затеять свару, то можно вынудить их убить некоторых из нас, — сказал Том. — Если нам очень повезет, мы окажемся в числе «забвенных» покойных.
Иешуа поднял голову. Широко раскрытые глаза горели исступленным огнем.
— Если б только человеку не надо было жить снова! Если б он мог стать прахом навеки, а его тоска и страдания смешались бы с землей, съеденные червями, как и его тело! Но нет! Нет ему спасения! Он вынужден снова жить! Снова и снова! Только Бог может избавить его!
— Бог? — переспросил Том.
— Это просто такая манера говорить. Старым привычкам тяжело умирать.
— Просто сейчас черная полоса, — сказал Том, — но в промежутках между трудными временами живется не так уж плохо. Черт, да я уверен, что люди когда-нибудь прекратят драться между собой. Во всяком случае, почти прекратят. А сейчас смутное время. Мы все еще перевоспитываемся. Слишком многие ведут себя по-прежнему — как на Земле. Но здесь совсем другие обстоятельства! Здесь человека невозможно подчинить. Его нельзя привязать ни к работе, ни к дому, потому что при нем всегда запас пищи, а построить новый дом недолго. На какое-то время его можно сделать рабом, но он или убежит, или убьет себя, или вынудит своих поработителей убить его. И вот он снова жив и здоров, и к тому же на свободе. И у него есть все шансы жить счастливо.
Послушай! Мы сейчас можем заставить тех каналий убить нас, и тогда нам не придется испытать всю ту боль и страдания, которыми Крамер рассчитывает угостить нас. Стражников сейчас здесь нет. Отодвинь засов на воротах и выпусти меня. Как видишь, сам я не могу этого сделать: я не достаю через ворота. Выйдя отсюда, я столкуюсь с остальными, и тогда начнем заварушку.
Поколебавшись, Иешуа ухватился за огромную головку массивного болта и с усилием вытащил его. Микс распахнул тяжелые ворота и вышел из своей тюрьмы в тюрьме. Хотя в самом лагере стражников не было, их было полно на вышках за стенами и на башнях. Они видели, как Том выходит, но не возражали. И Том сделал вывод, что его так или иначе должны были вскоре выпустить из этой клетки. Он просто избавил их от лишних хлопот.
Еще немного, и наступит та минута, когда пленников гуртом погонят из лагеря.
Он подозвал остальных — а их было около шестидесяти.
— Послушайте, бедолаги! Крамер приговорил вас к мучительным пыткам! Он собирается устроить грандиозное представление, римский цирк! И мы все скоро очень здорово пожалеем, что родились на свет, хотя мне думается, вы и так это знаете. Поэтому я предлагаю оставить их в дураках! И самим себя избавить от страданий! И вот что я думаю, мы должны сделать.
Его план показался им чудовищным, главным образом потому, что это было неслыханно. Но зато план предлагал своего рода бегство, о котором никто бы и не подумал, что оно тоже может быть бегством. И, наверное, стоило предпочесть его, нежели просто сидеть здесь и ждать, словно стадо больных овец, когда их поведут на бойню. Усталые глаза пленников немного оживились; их измученные, избитые тела стали распрямляться, наполняясь надеждой.
Против был один только Иешуа.
— Я не могу лишить человека жизни.
Том раздраженно возразил ему:
— Но ведь ты и не будешь этого делать! Здесь значение слова «убить» иное, чем мы знали на Земле. Ты подаришь человеку жизнь! И спасешь его от мучений!
— Вовсе не обязательно отнимать у кого-то жизнь, — вмешался какой-то мужчина. — Он может добровольно стать одним из тех, кто погибнет.