Охранники подвели ее к двери, за которой ее ждал Инка. Следом туда же впустили большеглазого коротышку-жреца, которому полагалось оценивать мужскую силу Инки во время сношений. Когда повелитель удовлетворится — а как скоро это случится, известно лишь Всевышнему, — жрец выйдет в тронный зал и провозгласит, сколько раз Инка взял женщину.
Придворные возрадуются и станут поздравлять друг друга — королевство будет процветать, а жители благоденствовать.
Но если Инка хотя бы раз потерпит неудачу…
Дэвис никогда не сквернословил. По крайней мере, на Земле. Но сейчас он не сдержался:
— Будь она проклята!
Она отдалась Инке и теперь станет одной из его жен — не исключено, что и главной женой. Но почему? Неужели она успела сегодня поссориться с Иваром? Может, Инка соблазнил ее такими предложениями, что она не смогла устоять? Или же она, шлюха проклятая, оскорбление ноздрей Господних, решила, что неплохо бы потрахаться с Инкой, потому что сегодня ночью она покинет его владения? Говорили, что его мужские способности просто поразительны.
Какой бы ни оказалась причина, Ивар не станет игнорировать ее неверность. Правда, такое иногда случалось прежде, но лишь потому, что Энн вела себя осмотрительно, а сам Ивар одновременно изменял ей с другой женщиной. То, что Энн трахалась с Инкой, по сути, на глазах у всех, было для Ивара оскорблением, и хотя он обычно хорошо владел собой, на сей раз он наверняка вспыхнет, как порох.
— Что вошло в эту женщину? — пробормотал Дэвис. — Не считая толпы мужиков?
Энн Пуллен жила — причем на всю катушку — в конце семнадцатого века в Америке, сперва в Мэриленде, затем в округе Уэстморленд, штат Виргиния. Рожденная в семье квакеров, она была крещена в епископальной церкви, как и большинство местных фермеров-табаководов. Она четырежды выходила замуж, и мужчина по фамилии Пуллен стал ее последним мужем. Энн сама не помнила, когда завела первого любовника, и кто стал последним, но все сорок лет ее бурной жизни они сменялись один за другим.
В свое время она заявила — и тому есть документальное подтверждение, — что не видит причин, из-за которых женщина не может наслаждаться такой же свободой и привилегиями, как мужчина. Хотя по тем временам это было весьма опасное высказывание, она сумела избежать ареста за распутство и супружескую измену. Впрочем, ее дважды едва не наказали плетьми, обвинив в избиении женщины, которая ее оскорбила.
Не исключено, что именно провинциальная изолированность Виргинии и Мэриленда помогли ей избежать сурового наказания, которое грозило бы ей в более цивилизованных штатах восточного побережья. Возможно, ей сыграли на руку необузданные нравы и дух свободы, присущие уэстморлендцам ее времени. В любом случае, думал Дэвис, она была ужасной грешницей на Земле и стала еще худшей грешницей здесь. Религиозные убеждения заставляли его презирать ее. В то же время он сожалел, что ей, несомненно, предстоит гореть в аду. Иногда — хотя ему потом становилось стыдно — он утешался, ярко представляя себе, как она корчится и вопит, испытывая адские муки.
Итак, она неожиданно решила отдаться Пачакути. Это был едва ли не самый верный способ навлечь на всех четверых неприятности. Еще вернее было бы сказать Инке, что Ивар, Дэвис и Фостролл собираются бежать, но даже она не посмеет опуститься до такой низости.
Или посмеет?
Ему захотелось незаметно выскользнуть из дворца, но он не осмелился разгневить Инку, и был вынужден слушать крики экстаза и стоны императора и Энн. Придворные и солдаты прекратили болтовню и стали прислушиваться, что лишь усилило страдания Дэвиса. Несколько мужчин и женщин принялись ласкаться, а одна пара бесстыдно занялась любовью прямо на полу. Дикари! Животные! Почему молния не испепеляет их адским пламенем? Где же гнев Господень?
Через несколько часов из комнатки вышел улыбающийся жрец и прокричал, что Инка еще не утратил мужскую силу, которую требуют от него боги и подданные. Страна будет процветать, а хорошие времена продолжатся. Все, кроме Дэвиса и парочки на полу, радостно завопили.
Вскоре рабыни принесли для Инки и Энн тазы, кувшины с водой и полотенца. Когда они вышли, их сменил жрец, совершивший ритуал очищения, и лишь после этого слуга сообщил Дэвису, что император его ждет. Скрипя зубами, но пытаясь улыбаться, Дэвис вошел в палату порока. Несмотря на омовение, тела любовников до сих пор резко пахли потом и спермой.