Если же Мюрель не убьет нас, а лишь поработит, забрав половину съестного, и выпивки, и сигарет, — что ж тем лучше. Пока мы будем загибаться от голода, наши страдания, возможно — только возможно! — пробудят в Мюреле и его головорезах капельку сочувствия и любви. Возможно, они даже устыдятся своего жестокосердия, на них снизойдет внезапное озарение, и они обратятся в истинную веру. А если и не обратятся, то наш пример все же тронет их души.
Блэк помолчал немного и снова взорвался:
— Чушь собачья! Я не позволю распространять здесь эту дребедень, Филлис!
— Я во многом не согласна с ним, Дик, — осторожно заметила Филлис. — Но, по-моему, мы могли бы принять то ценное, что содержится в его учении. В конце концов, многое из того, что он проповедует, не так уж отличается от основных принципов Телемской хартии. Отвергать его столь категорично попросту неразумно. Каждый человек может чему-нибудь нас научить.
— Я не желаю больше обсуждать этот вопрос! — отрезал Блэк.
И между ними повисла тишина.
ГЛАВА 5
Ричард с Филлис задержались дольше, нежели предполагали, и теперь торопливо шагали мимо челноков и каноэ, мимо большого пирса, за которым стоял «Зуб дракона» — военная галера девяноста футов в длину, мимо двух молов, между которыми высилась «Речная комета», вся в строительных лесах, кишащих рабочими. А за ней виднелось Дерево совета — высокая сосна, росшая возле южного угла Замка. Под ее ветвями стоял громадный стол Особого совета.
Большинство советников еще завтракали. Опоздавших встретили веселыми приветствиями и вопросами о том, что их так задержало в постели. Блэк, не обращая внимания на подтрунивание, сел во главе стола и открыл крышку грааля.
— Сегодня боги не поскупились на завтрак! — сказал он. — Кофе, ветчина, яйца, два тоста с земляничным джемом. И большая сочная груша! Гораздо лучше, чем вчера, когда мне подсунули какое-то мерзкое какао и фрукты, перемешанные с овсяными хлопьями, жутко сладкими.
Блэк вытащил глубокие металлические тарелки и картонные упаковки, закрепленные внутри белого цилиндра, и выставил их на стол. Потом поднял вверх пачку, извлеченную последней.
— Твои любимые, Фил. «Лакиз». А у тебя что сегодня?
Филлис пошарила на дне грааля:
— «Кэмел». Махнемся?
— Давай, — согласился Ричард. — Тот, кто придумал эти автоматические судки-самобранки, мог бы установить в них какое-нибудь устройство, запоминающее мои любимые блюда, напитки и марки сигарет. Три раза в день я волей-неволей вынужден принимать, что дают, а потом долго и упорно искать желающих обменяться. Дурацкая система.
— На тебя не угодишь, Дик! — откликнулся с другого конца стола стройный рыжеволосый молодой человек с орлиным носом, одетый в белую рубашку и широкие брюки. — Ты будешь ворчать, даже если тебя вздернут на новенькой веревке. — Он весело помахал в воздухе тремя большими коричневыми сигарами. — Смотри сюда! Трижды в день я нахожу на дне грааля по три гаванские сигары. Это мистическое и счастливое число, а помноженное само на себя, оно дает девять — еще одно число, любимое фортуной. Только не говори мне, что я получаю свои сигары чисто случайно! Ведь всем остальным марку курева меняют чуть ли не каждый день! Нет — я любимчик богов, и все вы должны со мной считаться, а ты, Дик, обыкновенное ничтожество, безликий человек из толпы.
Все рассмеялись.
— Но это и правда странно, — заметила Филлис. — Насколько я знаю, кроме Сэма, здесь так никого не балуют.
— Ничего странного, — отозвался молодой человек, закуривая сигару. — Я родился под хвостом у кометы — только, пожалуйста, без шуточек насчет звездных экскрементов, — а всем известно, что это хорошее предзнаменование. Я не суеверен, конечно. Я просто осторожен. Не хочу ненароком обидеть Бога, которого, как я знаю, нет, — или, по крайней мере, нет в нашем мире: возможно, он вышел в соседнюю вселенную позавтракать и вернется через десять эонов. Зачем рисковать? Я предпочитаю не заплывать в такие глубины. Мелководье — это по мне.
Вы, конечно, можете сказать, что комета, наоборот, дурное предзнаменование. В конце концов, умер я как раз тогда, когда небесная метелка снова махнула хвостом через семьдесят лет. Но, по-моему, это совпадение чистой воды. Я же говорю — я не суеверен. Просто невежествен. Или это одно и то же?
Он откинулся на спинку кресла, пуская дымные колечки.
— Ясное дело, именно тогда я и должен был загнуться — ради вящего эффекта, понимаете? А кроме того, я говорил всем и каждому, что собираюсь оседлать эту комету и взлететь на ней в небеса. Не мог же я допустить, чтобы люди называли меня лжецом! — Он усмехнулся. — Я никогда не лгу.