— Время и место рождения?
— 26 января 1918 года. Гамбург, Германия.
— Умерли?
— Осенью 1942 года. В Дахау.
— Впервые воскресли в этой части долины?
— Нет. Ниже по течению, среди своих современников немцев.
— И чего бы вы хотели от РА, мистер Гольдберг?
Человечек разразился страстной речью на немецком, лившейся бурным и неровным потоком, в котором то и дело упоминалось одно и то же имя.
Ни один из слушателей не был ни особенно удивлен, ни растроган. Долгий опыт приучил сотрудников агентства к тому, что ненависть становилась стимулом для поисков не реже, чем любовь. К тому же Филлис единственной из всех имя разыскиваемого что-то говорило.
— Хорошо, мистер Гольдберг, мы приложим все усилия, — спокойно ответствовал клерк. — Но мы не можем ничего гарантировать, естественно. Если я правильно понял, вы уже однажды разыскали этого человека?
— Ja, и я пытал его и убил, как он когда-то пытал и убил моих родителей, мою сестру и ее мужа, мою жену и нашего сына. И я найду его снова, и опять поджарю над костром. И опять, и опять, хоть бы это продлилось целую вечность!
— Возможно, и продлится, мистер Гольдберг. Но это к делу не относится. А теперь позвольте задать вам еще несколько вопросов. Не встречалась ли вам когда-либо голубоглазая блондинка, англичанка по имени Изабель Блэк? Возможно, кто-то из ваших знакомых с ней встречался?
Филлис, стоявшая рука об руку с Блэком, непроизвольно сжала кулак. Она так и не смогла привыкнуть к этому вопросу, который Блэк велел задавать всем агентам, куда бы они ни направлялись.
— Нет, впервые слышу, — ответил Гольдберг.
Филлис разжала кулак.
— Благодарю вас. Не случалось ли вам добираться до истоков Реки? Или кому-нибудь из ваших знакомых?
— Мне — нет, но я встречал людей, которые сплавлялись к устью Реки. Они говорят, она впадает в узкое ущелье между высокими и неприступными скалами, а там такие пороги, что любую лодку в щепы разнесут. Сами они не доплыли до устья Реки, потому что никто из людей оттуда не возвращался, ни живым, ни мертвым.
— Благодарю вас. Это нам известно. Нас интересуют истоки Реки.
— Об этом я ничего не знаю. Меня волнует только один вопрос.
Человечек сжал кулаки и обвел помещение свирепым взором.
Блэк вместе с Филлис вышли из зала. Подойдя к двери, ведущей в больничные палаты, они остановились и закурили. Филлис не проронила ни слова по поводу Изабель, хотя Ричард знал, что думает она исключительно о его бывшей жене. Но заговорила она о другом:
— Гольдберг нуждается в помощи, Дик. Отчаянно нуждается. Он двадцать лет скитается по долине, и до сих пор не привык к здешней жизни. Двадцать лет эта мания пожирает его изнутри! Да, он, конечно, настрадался на Земле, и я прекрасно понимаю, что сразу забыть такое невозможно. Но здесь не Земля, Дик. Это долина. Нам дали шанс начать новую жизнь, обрести новое счастье. Ты обратил внимание, что он даже не спрашивал о своих родственниках? Только о человеке, которого он жаждет предать мучительной казни? Я не говорю, что этот фашист не заслуживает казни, но дело в том, Дик…
— Ты слишком нервничаешь, Фил.
— Да, нервничаю, — согласилась она, пыхнув сигаретой. — Я нервничаю вот уже несколько дней. Так о чем я хотела сказать? Ах да! Мы же практически не в силах найти человека, если он умер уже здесь, в долине. Как правило, умерший воскресает вновь очень далеко от места своей гибели.
И поэтому я все мучаюсь мыслью: что со мной будет, если тебя убьют? Мы никогда не увидимся снова, и пусть даже я буду знать, что ты где-то воскрес, для меня ты все равно будешь потерян. А я не смогу перенести этого, Дик! Ты единственный человек, кого я по-настоящему — действительно по-настоящему! — любила.
— Ты полюбишь другого, миллион других, и не менее сильно, Фил. Поверь мне. У нас с тобой впереди целая вечность. А ты представь себе, что прошла хотя бы сотня лет. Будем ли мы любить друг друга через сто лет так же страстно — или же наскучим друг другу до смерти? Сколько новых людей мы повстречаем за это время? Чьи руки будут обнимать нас тогда, чьи губы будут нам клясться в вечной любви?
— Многие пары на Земле жили до девяноста и даже до ста лет, сохранив свою любовь, — обиженно заметила Филлис.
— Это голословное утверждение. Многие из этих верных супружеских пар не распались лишь в силу привычки или потому, что постарели и сделались никому не нужны. Кто знает, как бы все обернулось, если бы им, как и нам, вернули вечную молодость? Разве стали бы эти пары так же коротать вместе вечера, довольствуясь друг дружкой? Ведь старичкам не приходится подавлять сексуальное влечение к другим людям и заставлять себя хранить верность насильно!