— Кто-нибудь из вас знает эсперанто? — поинтересовался он.
— Мы слышали о таком языке, сэр, — ответил капитан. — Его учили в какой-то новой секте, в Церкви Второго Шанса, если я правильно понял. Хотя до сих пор никто из них здесь не появлялся.
— Очень плохо; значит, придется обходиться тем, что есть. Мне и моим друзьям порядком досталось за последние пару дней. Мы устали и голодны. Было бы хорошо, если б нам разрешили остаться у вас на несколько дней, пока мы не тронемся дальше вниз по Реке. А может, даже поступим к вам на службу. Как вы считаете, ваш начальник, э-э, лорд-мэр, не будет возражать?
— Нисколько, — ответила женщина. — Он всегда с радостью принимает прекрасных воинов — и мужчин, и женщин, — в надежде, что они останутся. И щедро воздает им. Но скажи нам: те люди Крамера, как очевидно, — почему они так яростно охотились за вами? Они преследовали вас даже здесь, хотя знают, что им под страхом смерти запрещено появляться в наших водах.
— Это длинная история, мэм, — сказал Микс и улыбнулся.
У него была привлекательная улыбка, и он знал об этом. Женщина была прехорошенькой — невысокая пухлая блондинка и к тому же, по всей вероятности, в настоящий момент свободная или предпочитающая считать себя таковой. Робкой ее положительно не назовешь.
— Вы, надо полагать, знакомы с Крамером-Костоломом, Крамером-Палачом. Этих двоих, Битнайю и Иешуа, он захватил в плен. Их вот-вот должны были сжечь на костре за то, что они, по его сведениям, еретики. В его стране этому придают большое значение. Вдобавок они еще и евреи — что еще может быть хуже для них в той стране? Я освободил их, а заодно и тех, кто был с ними. Все побежали кто куда, а мы втроем — к кораблю. Остальное вы знаете.
Капитан спасательной лодки решил, что ему тоже пора представиться.
— Меня зовут Роберт Никард. А эту женщину — Анджела Довертон. Не обманывайтесь нескромностью ее поведения, мастер Микс. Она разговаривает слишком смело для женщины, что весьма неразумно с ее стороны. Она — моя жена, хотя ни небесам, ни аду нет дела до брака.
Анджела, улыбнувшись, подмигнула Миксу. К счастью, тем глазом, который Никарду не был виден.
— Что же касается всех этих дел с еретиками, то Новому Альбиону все равно — во всяком случае, официально, — какой религии придерживается тот или иной мужчина или женщина. Даже если он атеист — хотя мне лично непонятно, как можно быть им после воскрешения из мертвых. Мы с радостью встречаем всех граждан, если они трудолюбивы и послушны долгу, опрятны и относительно трезвы. Мы принимаем даже евреев.
— Должно быть, многое поменялось с тех пор, когда вы были живы, — заметил Микс и, не дожидаясь, пока капитан выскажется по этому поводу, быстро добавил: — Где нам следует доложить о себе, сэр?
Капитан объяснил ему, и Микс велел своей команде вернуться на судно. Отвязав канаты и сложив на место абордажные крючья, они подняли паруса и тронулись вниз по Реке. Но не раньше, однако, чем Микс заметил, как Анджела Довертон еще раз незаметно подмигнула ему. Он уже решил для себя держаться от нее подальше, какой бы желанной она ни была. Он не питал особых надежд на любовную интрижку с чужой подругой. С другой стороны, если бы она собиралась уйти от Никарда — а похоже, так оно и было, — вот тогда… хотя нет. Она, пожалуй, из тех, кто вечно мутит воду. Впрочем…
Тем временем позади Микса начали вытягивать на берег оба поврежденных судна, не дожидаясь, когда они окончательно затонут. Единственную уцелевшую боевую единицу Крамера уже вытащили из воды и потащили на берег. Интересно, что с ним будет? — спросил себя Микс. Хотя ему, в сущности, было все равно.
Пока Иешуа управлялся с канатами, женщина Битнайя вела катамаран. Том Микс стоял на носу, ухватившись одной рукой за ванты, и его длинный белый плащ развевался на ветру. Местным он, наверное, представляется необычной и драматической личностью. По крайней мере Микс надеялся на это. Он бывал во многих местах, но, если там недоставало драмы, он находил ее.
ГЛАВА 3
Как почти повсюду в этой бесконечной долине, по обеим сторонам Реки простирались равнины. Обычно они были с милю-полторы шириной. Совершенно ровные, словно пол в доме, они полого поднимались к предгорьям. Равнины устилал сплошной ковер из низкой травы, которую нельзя было вытоптать, сколько бы ни топтали. То там, то здесь среди равнинного однообразия росли деревья. За равнинами поднимались холмы, начинавшиеся с возвышенностей в двадцать футов высотой и шириной в шестьдесят. По мере приближения к горам они становились все шире и выше, пока наконец полностью не сливались с ними.