Конечно, кто-нибудь другой мог бы углядеть в подобной реакции не приличествующую случаю дерзость, а следовательно — многоложность.
Но что есть верносущность? — спрашиваю я. Этот же вопрос задавал проклятый брат Предтечи во время дебатов с ним. Понять это может лишь праведный.
Я — праведен, в противном случае я не был бы сандальфоном. Шиб?
Хэл, стараясь дышать как можно тише и реже, только кивнул. Однако про себя он подумал, что Макнефф не такой уж хороший чтец человеческих мыслей, так как ни словом не обмолвился о том, что знает: Хэл раздумывал о применении грубого насилия.
А что, если он все-таки все понял? Но настолько мудр и праведен, что простил этот многоложный порыв?
— Когда я спросил, как ты отнесешься к тому, чтобы покончить с этой жизнью, — продолжал между тем Макнефф, — я вовсе не имел в виду, что собираюсь отправить тебя к Ч. Хотя, — он грозно сдвинул брови, — твой МР показывает, что, если ты и в дальнейшем собираешься придерживаться взятой тобой линии поведения, ты станешь кандидатом туда, причем в самом скором времени. Однако у тебя есть шанс исправиться. Если ты примешь мое предложение (абсолютно добровольно, конечно), ты попадешь в общество исключительно верносущных людей и не сможешь избегнуть их положительного влияния. «Верносущность порождает верносущность», — так говорил Сигмен.
Хотя, может быть, я тороплю события. Прежде ты должен поклясться на этой книге, — он протянул Хэлу экземпляр «Западного Талмуда», — что все, что ты здесь услышишь, ты ни при каких обстоятельствах не передашь ни единому живому существу. А если ты попытаешься предать церкводарство, то умрешь, но прежде еще подвергнешься пыткам.
Хэл возложил на «Талмуд» свою левую руку (в память о Сигмене, который, потеряв правую руку в юности, клялся всегда левой) и дал клятву, что его уста замкнуты навек. Во время клятвы он вдруг ощутил искреннее раскаяние в том, что возжелал прибить уззита и применить грубую силу к сандальфону. И как только он мог позволить своему темному «я» полностью подчинить себе все его помыслы? Ибо Макнефф был наместником Сигмена среди живущих, пока Предтеча путешествовал сквозь время и пространство, дабы подготовить счастливое будущее для своих последователей. Любое посягательство на персону Макнеффа можно было расценить как плевок в лицо Сигмену, а это было столь чудовищным деянием, что одна мысль об этом была невыносима.
Макнефф положил книгу на место и сказал:
— Во-первых, я должен сообщить тебе, что приказ провести на Таити расследование истоков слова «очкец» ты получил по ошибке. Некоторые департаменты уззитов работают недостаточно слаженно, как должны бы. Сейчас причину этой ошибки расследуют, и после будут приняты меры, достаточно эффективные для того, чтобы подобные ошибки не повторялись впредь.
Уззит за спиной Хэла судорожно вздохнул, и тому сразу стало легче от мысли, что не он один здесь трясется от страха.
— Один из иерархов заинтересовался твоим прошением на разрешение выезда на Таити и, зная, насколько высок уровень секретности этих островов, подал рапорт, после чего тебя и задержали. Но, изучив твое личное дело, я подумал, что ты можешь нам пригодиться, так как у нас образовалась вакансия в составе экспедиции.
Макнефф встал из-за стола и принялся, сложив руки за спиной, расхаживать по кабинету. Хэл подумал, что бледно-желтый оттенок его кожи напоминает цвет слонового бивня, который он когда-то видел в музее вымерших животных. Пурпур капюшона лишь подчеркивал желтизну его лица.
— Мы предлагаем тебе занять это место добровольно, так как на борту не будет ни единого человека, кто не посвятил бы себя Служению. Я очень надеюсь, что ты присоединишься к нам, так как не смогу с легкой душой оставить Землю, зная, что на ней есть хоть один человек, осведомленный о существовании и цели путешествия «Гавриила». Я не сомневаюсь в твоей преданности, но эти израильские шпионы настолько изощрены, что ты и сам не заметишь, как выложишь им все. Они ведь способны и на похищение и без зазрения совести используют для получения информации наркотики, ибо они — истинные слуги Противотечи, и методы их не отличаются щепетильностью.
«Интересно, почему использование наркотиков израильтянами многоложно, — пронеслось в голове у Хэла, — а использование их в тех же целях Союзом — шиб?» Но следующие слова Макнеффа заставили его забыть обо всем.
— Первый межзвездный корабль союза Гайяак отправился в направлении альфы Центавра уже сто лет назад. Примерно в го же время Израиль запустил свой корабль. Оба вернулись через двадцать лет и доложили, что не обнаружили ни одной планеты, пригодной для обитания. Следующая экспедиция Союза отправилась спустя еще девять лет, а Израиль подготовил новый корабль через одиннадцать. Но оба они снова вернулись ни с чем.