Потом он сказал то, что удивило Калторпа:
— Надеюсь, все начнется скоро. Чем скорей, тем лучше.
— Зачем, ради Бога? — спросил Калторп. — Неужели то, что ты уже видел, не напугало тебя до смерти?
— Не знаю. Но во мне что-то есть такое, чего раньше не было. Во мне желание и мощь, мощь небывалая. Я… я чувствую себя богом! Я бог! Из меня вырывается мощь мира! Я взрываюсь! Ты не знаешь, что это такое! Этого никому не понять из смертных!
Снаружи завизжали бегущие по улице жрицы.
Двое прервали разговор и, замерев, как каменные истуканы, прислушивались к разыгрываемой битве между жрицами и Почетной Стражей, потом битве, в которой Лоси одолели жриц.
Затем в холле раздался топот бегущих ног, и Лоси рванулись в двери с такой силой, что снесли их с петель.
Стэгга подняли на плечи и понесли наружу.
На какую-то секунду он стал собой прежним. Повернувшись, он крикнул:
— Док, помоги! Док!
Калторп ничего не мог сделать — только заплакать.
IV
Их было восемь: Черчилль, Сарвант, Лин, Ястжембски, Аль-Масуини, Штейнборг, Гбью-хан и Чандра.
С отсутствующими Стэггом и Калторпом это и была десятка выживших из тридцати покинувших Землю восемь сотен лет назад. Они собрались в большой зале здания, где их держали пленниками уже шесть недель. Перед ними держал речь Том Табак.
Это не было его имя, а как его звали на самом деле, никто из них не знал. Они спрашивали, но Том Табак отвечал, что не имеет права его произносить и даже слышать, как его произносят другие. В тот день, когда он стал Томом Табаком, он перестал быть человеком и стал полбом. Как они легко догадались, «полб» — это было сокращение от «полубог».
— Если бы все прошло нормально, — говорил он, — то к вам обращался бы не я, а Джон Ячменное Зерно. Но пила Великой Белой Матери положила конец его жизни до начала Ритуала Посева. Мы провели выборы, и я, как вождь великого братства Табака, занял его место правителя Дисии. Им я останусь, пока не постарею и не ослабею — а тогда будет то, что будет.
За то время, что звездолетчики провели в Вашингтоне, они выучили фонетику, морфологию, синтаксис и базовый запас слов обычной дисийской речи. Машины в корабельной лаборатории «Терры» помогли им бегло заговорить по-дисийски, хотя некоторые звуки им не удавалось произносить так, как туземцам, и, наверное, никогда не удастся. Структура английского языка сильно изменилась: появились звуки, которых не было не только в английском, но и в его германских прародителях; много слов пришли неизвестно откуда; очень большую роль в определении значения слова стали играть ударение и интонация.
Кроме того, понимание тормозилось недостаточным знанием дисийской культуры Еще хуже было то, что сам Том Табак говорил на стандартном дисийском с трудом. Он родился и вырос в Норфолке, штат Виргиния, — самом южном городе Дисии. Нафекский, он же норфолкский, диалект отличался от важдинского — то есть вашингтонского — как французский язык от испанского или шведский от исландского.
Том Табак, как и его предшественник Джон Ячменное Зерно, был длинным и тощим Он носил коричневую шляпу с тульей, нагрудник из жесткой коричневой ткани в форме табачных листьев, коричневый плащ и зеленоватый килт, с которого свисала двухфутовая сигара, и коричневые ботинки до колен. Длинные каштановые волосы, чисто декоративные очки с коричневатыми стеклами, а из порченных табаком зубов торчала большая коричневая сигара. Во время разговора он вытащил из кармана килта сигары и раздал всем остальным. Все, кроме Сарванта, закурили и нашли сигары превосходными.
Том Табак выпустил толстое кольцо зеленого дыма и сказал:
— Вас отпустят, как только я уйду. Это будет скоро. Я человек занятой, и мое время принадлежит не мне, а Великой Белой Матери. Меня ждут неподписанные документы, неутвержденные решения и многое другое.
Черчилль затянулся и выпустил дым, выгадывая время подумать перед ответом. Остальные уже говорили вразнобой, но, когда заговорил Черчилль, они замолчали. Он был первым помощником на «Терре» и теперь, когда с ними не было Стэгга, сделался не только формальным лидером, но и настоящим — в силу своей личности.
Был он приземистым мужиком с толстой шеей и толстыми ногами. Лицо его было каким-то детским и в то же время сильным. Рыжие волосы жестко курчавились, а на лице там и сям виднелись веснушки. Глаза круглые и ярко-голубые, как у младенца, короткий курносый нос. На первый взгляд в нем замечалась какая-то детская беспомощность, но, подобно ребенку, он умел и командовать всеми вокруг. А голос у него был неожиданно глубокий и басовитый.