— Так ты на меня не сердишься?
— За что бы это?
— Ни за что. Но я снова счастлив.
Когда они, привязав судно, поднимались по ступеням, он остановил ее:
— Робин, а через сколько времени ты будешь знать?
— Завтра я иду в храм. Когда вернусь, смогу тебе сказать.
— Ты будешь молиться о вразумлении? Или что-то вроде этого?
— Молиться? Буду. Но это не главное. Я хочу, чтобы жрица провела со мной тест.
— А после этого теста ты будешь знать, хочешь ты или нет пойти за меня замуж?
— О Боже, нет, конечно! — ответила она. — Чтобы даже подумать о браке с тобой, я должна тебя куда лучше узнать. Нет, я хочу пройти через этот тест и узнать, должна ли я лечь с тобой в постель.
— Что за тест?
— Если ты не знаешь, то и волноваться не будешь. Но завтра я буду знать точно.
— Что знать?
— Имею ли я право перестать вести себя как девственница.
Ее лицо озарилось экстазом:
— Я буду знать, понесла ли я дитя от Солнце-героя!
VII
В то утро, когда Стэгг должен был вести парад в Балтимору, шел дождь. Стэгг и Калторп сидели в палатке с поднятыми стенками и пили для согрева горячую белую молнию. Стэгг сидел неподвижно как манекен во время ежеутренней процедуры окраски гениталий, ягодиц, необходимой, поскольку за ночь краска стиралась. Он молчал и не обращал внимания на смешки и комплименты трех девиц, чьей единственной работой было раскрашивать Солнце-героя каждое утро. Калторп, который обычно говорил как заведенный, пытаясь поднять настроение Стэгга, был тоже мрачен.
Наконец Стэгг сказал:
— Док, ты знаешь, что мы уже десять дней как вышли из Фэр-Грейса? Десять дней и десять городов. За это время мы с тобой уже должны были бы придумать, как нам сбежать. На самом деле если бы мы были те, что раньше, так уже давно бы ушли за холмы и подальше отсюда. Но об этом я могу думать только утром, когда настолько разбит и выдохся, что ни на что конструктивное не способен. А в полдень мне на все наплевать. Мне начинает нравиться, каким я стал.
— А от меня тебе немного помощи, так? — спросил Калторп. — Я напиваюсь, как и ты, и наутро меня тоже тошнит, и единственное, на что я способен, — съесть волосок укусившей меня собаки.
— Что, черт побери, стряслось? — сказал Стэгг. — Ты понимаешь, что я даже не знаю, куда иду или что со мной будет, когда я туда попаду? Я даже не знаю, что такое на самом деле Солнце-герой!
— Тут в основном я виноват, — ответил Калторп. Он вздохнул и отпил из своего стакана. — Похоже, просто не могу собраться.
Стэгг посмотрел на одного из сторожей, стоящего у входа соседней палатки:
— Как ты думаешь, если я пообещаю свернуть ему шею, он мне расскажет, что я хочу знать?
— Можешь попробовать.
Стэгг поднялся со стула.
— Дай-ка мне вон тот плащ. Думаю, они не будут возражать, если я его надену в дождливый день.
Он намекал на инцидент, случившийся накануне, когда он, перед тем как пойти поговорить с девушкой в клетке, надел килт. Служанки были шокированы, а потом позвали сторожей. Те окружили Стэгга, и, раньше чем он понял, в чем дело, стоящий сзади сорвал с него килт и убежал с ним в лес.
Весь день он не появлялся, боясь, очевидно, гнева Стэгга, но урок был ясен. Солнце-герой должен был выставлять свою обнаженную славу напоказ своему обожающему народу.
Теперь Стэгг набросил плащ и пошел босиком по мокрой траве. Охранники вышли из своей палатки и следовали за ним, но не приближались.
Стэгг остановился перед клеткой. Сидящая в ней пленница взглянула и отвернулась снова.
— Тебе нечего стесняться на меня смотреть, — сказал он. — Я же одет.
Молчание.
— Да говори ж ты, Бога ради! Я ведь тоже пленник, понимаешь. Точно так же в клетке, как и ты.
Девушка схватилась за решетку и прижалась к ней лицом:
— Ты сказал: «Бога ради!» Что это значит? Ты тоже кейсилендер? Не может быть. Мои соотечественники говорят не так. Но ты говоришь и не так, как дисийцы, и вообще никто, кого я слыхала. Скажи, ты веришь в Колумбию?
— Если на секунду остановишься, я тебе все объясню, — вставил слово Стэгг — Слава Богу, ты все-таки заговорила.
— Вот опять, — сказала она. — Нет, ты не почитатель этой презренной суки-Богини Но если так, то почему ты — Двурогий Царь?
— Я думал, ты мне это расскажешь. Если не можешь, расскажешь мне кое-что другое, чего я не знаю.
Он протянул ей бутылку.
— Выпьешь?
— Я бы выпила, но не из рук врага. А я не уверена, что ты не враг.
Стэгг с трудом понимал ее речь. В ней было много слов, похожих на дисийские, так что общий смысл был понятен. Но она по-другому произносила гласные, и интонации были совсем не дисийские.