Черчилль сел и залпом опрокинул в себя содержимое кружки.
— Я должен просить прощения. У моих людей не все гладко. Но это к вам не имеет отношения. Что я хотел бы знать, так это что Робин собирается делать дальше?
Анджела Витроу поглядела на него взглядом, проникающим, казалось в самую глубь его мыслей.
— Что ж, теперь она примет предложение какого-нибудь молодого счастливца стать ее мужем. Ей придется хлопотно, потому что по крайней мере десять претендентов настроены весьма серьезно.
— Ей нравится кто-нибудь из них в особенности? — спросил Черчилль незаинтересованным, как он надеялся, тоном.
— Мне она этого не говорила, — ответила мать Робин. — Но на вашем месте, мистер Черчилль, я бы спросила ее здесь и сейчас — пока другие не набежали.
Черчилль был поражен, но сумел не измениться в лице:
— Как вы угадали, что у меня на уме?
— Но ведь вы мужчина? И я знаю, что Робин к вам неравнодушна. Думаю, вы самый подходящий для нее муж.
— Спасибо, — промямлил он. Несколько секунд он сидел молча, барабаня пальцами по столу. Потом встал, подошел к Робин, игравшей в углу со своей любимой кошкой, и взял ее за плечи.
— Робин, пойдешь за меня замуж?
— Да! — завопила она, падая в его объятия.
Вот так это и вышло.
Приняв решение, Черчилль сказал себе, что у него нет оснований для неприязни к ребенку Стэгга или тому, как Робин его зачала. В конце концов, сказал он себе, если бы Робин была за Стэггом замужем и он умер, Черчиллю не на что было бы обижаться. А фактически ситуация была аналогичной. Одну ночь Робин была женой его бывшего капитана.
И хотя Стэгг пока еще жив, это не затянется надолго.
Неприятным фактором был его подход с готовой системой ценностей к ситуации, в которой эта система была неприменима. Черчиллю хотелось бы, чтобы его невеста была девственна. Этого не было, вот и все.
Но, несмотря на все эти логические построения, его не покидало чувство, что его предали.
Но времени на подобные размышления оставалось немного. Витроу был вызван из конторы домой. Он всхлипнул и обнял своего будущего зятя, а потом напился. Тем временем служанки увели Черчилля вымыться и постричься. Потом его промассировали и надушили. Выйдя из ванной, он обнаружил, что Анджела Витроу с несколькими подругами готовятся к вечернему торжеству.
Вскоре после ужина начали стекаться гости. К тому времени и Витроу, и жених его дочери успели хорошо заглянуть в кружку. Гости не возражали. На самом деле они ожидали увидеть именно это и постарались догнать.
Много было смеха, разговоров и бахвальства. Случился лишь один неприятный инцидент. Один из молодых людей, сильно ухлестывавших за Робин, поднял на смех иностранный акцент Черчилля и вызвал его на дуэль. На ножах, у подножия тотемного шеста. Пусть их обоих привяжут за пояс к шесту, и победитель получит Робин.
Черчилль дал мальчишке в челюсть, и его друзья со смехом и гиканьем отнесли бесчувственное тело в экипаж.
Около полуночи Робин оставила своих подруг и взяла Черчилля за руку:
— Пойдем в постель.
— Куда? Сейчас?
— В мою комнату, глупый. И, конечно, сейчас!
— Робин, ведь мы еще не женаты. Или я так напился, что не заметил?
— Нет, свадьба будет в храме в следующую субботу. А какое это имеет отношение к постели?
— Никакого, — торжественно ответил он, пожав плечами. — Другие времена, другие нравы. Веди, Макдуф.
Она хихикнула и спросила:
— Что ты бормочешь?
— Что бы ты сделала, если бы я пошел на попятную перед свадьбой?
— Ты шутишь, конечно?
— Конечно. Робин, милая, я ведь совсем не знаю дисийских обычаев, и мне просто интересно.
— Я бы ничего не сделала. Но это было бы смертельное оскорбление моему отцу и брату. Им пришлось бы тебя убить.
— Я просто спросил.
Следующая неделя была забита под завязку. Помимо обычных приготовлений к свадебной церемонии, Черчилль должен был решить, в какое братство вступить. Немыслимо было бы выдать Робин за человека без тотема.
— Я бы предложил, — говорил Витроу, — мой собственный тотем, Льва. Но лучше, если твое братство будет прямо связано с твоей работой и осенено покровительствующим духом того животного, с которым ты будешь иметь дело.
— Ты говоришь о братстве Рыбы или Дельфина?