Пленников заставили войти в каноэ, по одному в каждое, и эскадра двинулась к другому берегу.
Достигнув его, воины столкнули все каноэ в воду, чтобы течение унесло их прочь. Отряд пустился рысью по лесу. Время от времени какая-нибудь пленница спотыкалась и падала на колени или лицом в землю. Пант-эльфы поднимали ее пинками и грозили перерезать пленницам глотку, если те не перестанут вести себя как неуклюжие коровы.
Однажды упала Мэри Кейси. Кто-то пнул ее ногой в ребра, и она скрючилась от боли. Стэгг заревел от ярости:
— Если мне удастся освободиться, пант-эльф, я тебе руки оторву и вокруг шеи обмотаю!
Пант-эльф захихикал:
— Давай, миленький. Какое удовольствие оказаться в руках такого мужчины, как ты!
— Заткнись, ради Матери! — проворчал предводитель. — Что у нас тут, военный набег или блядки?
Дальше говорилось мало. Часть времени они бежали, потом шли. К рассвету покрыли много миль, хотя и не так далеко, как ворона летит. Тропа вилась среди многочисленных холмов.
Вскоре после того как горизонт на востоке побелел, предводитель приказал остановиться.
— Забьемся в щель и будем спать до полудня. Потом, если местность окажется достаточно пустынной, пойдем дальше. Днем сможем больше пройти, хотя и больше будет шансов попасться на глаза.
Они нашли грот, образованный нависающим утесом. Там каждый воин разостлал на жесткой земле единственное одеяло, и через несколько минут все спали, кроме часовых, оставленных для охраны пленников и наблюдения — не покажутся ли дисийцы.
И кроме Стэгга. Он тихо позвал часового:
— Эй, я не могу спать! Я голоден!
— Будешь есть вместе с остальными, — ответил часовой. — Если у тебя есть что.
— Ты не понимаешь, — сказал Стэгг. — У меня потребность в еде не нормальная. Если я не буду есть каждые четыре часа, и вдвое больше нормального человека, мое тело начнет пожирать себя. Это из-за рогов. Чтобы остаться в живых, мне нужно жрать, как быку.
— Я тебе дам сена, — ответил часовой и тихо заржал.
У Стэгга за спиной кто-то шепнул:
— Не волнуйся, миленький, я тебе дам поесть. Не дам я такому потрясающе красивому мужчине помереть с голоду. Такая была бы потеря!
Раздалось какое-то шуршание, будто открывали рюкзак. Часовые пригляделись и заухмылялись.
— Похоже, ты покорил Абнера, — сказал один. — Только его дружку Люку это совсем не понравится, когда он проснется.
— Это хорошо еще, что не Абнеру жрать охота, — отозвался другой. — А то он тебя бы съел. Ха-ха!
Шептавший вышел так, чтобы Стэгг мог его видеть. Это был тот коротышка, который с вечера так откровенно восхищался Стэггом. Он держал каравай, два больших ломтя ветчины и фляжку.
— Давай-ка, детка, садись. Сейчас мамочка покормит большого Рогатика.
Часовые засмеялись, но негромко. Стэгг покраснел, но отказаться от еды не мог. Он ощущал бушующий в нем огонь, плоть переваривала плоть.
Коротышка был малым лет двадцати, низеньким и очень узкобедрым. У него, в отличие от прочих пант-эльфов, волосы не были острижены под ежик, а вились пшеничными кудрями. Лицо у него было такое, какое женщины называют «миловидным», хотя и странным из-за нарисованных усов. Большие черные глаза обрамляли очень длинные темные ресницы. Зубы были настолько белы, что казались фальшивыми, а язык — ярко-красным, может быть, из-за чего-то, похожего на резину, что он все время жевал.
Стэггу была противна мысль быть обязанным такому, как Абнер, но рот автоматически раскрылся и проглотил еду.
— Ну вот, — сказал Абнер, поглаживая панты Стэгга и запустив длинные тонкие пальцы в его шевелюру. — Теперь Рогатику лучше? Не хочет ли он в благодарность подарить поцелуй?
— Рогатик вышибет из тебя дух, если подойдешь еще на шаг, — ответил Стэгг.
У Абнера глаза стали еще больше. Он отступил назад, огорченно надув губы.
— Разве хорошо так обращаться с другом, который спас тебя от голодной смерти? — спросил он обиженно.
— Признаю, что плохо, — сказал Стэгг. — Но я только хотел тебя предупредить, что, если попробуешь сделать то, что у тебя, по-моему, на уме, будешь убит.
Абнер улыбнулся и похлопал длинными ресницами:
— Ну, через глупые предрассудки ты, детка, переступишь. Да к тому же я слыхал, что вы, рогатые, страшно охочи и, когда встанет, ничто вас не остановит. Что ты будешь делать, когда нет ни одной женщины?
Он скривил губы от отвращения при этом слове. «Женщина» — это вольный перевод употребленного им слова, которое во времена Стэгга употреблялось в пренебрежительном или анатомическом смысле. Позже Стэгг услышал, что пант-эльфские мужчины всегда между собой называют женщин этим словом, хотя в их присутствии называют их «ангелами».