Он извлек из внутреннего кармана рубашки восьмиугольную перфокарту и вставил ее в прорезь. Карточка скользнула быстро и бесшумно, словно мышь в норку.
— Ты сможешь посмотреть, как выглядит поиск, во время своего второго сеанса, — сказал Вестерн. — Он запланирован через два дня. Мы никогда не разрешаем клиентам больше трех сеансов в неделю. Есть в контакте с вэмсом нечто такое, чего мы не в состоянии определить и изучить, что тревожит клиентов. Операторов тоже. Мы работаем с МЕДИУМом поочередно. Кстати, сегодня моя первая очередь на этой неделе, так что во время второго сеанса я смогу быть с тобой. Свою вторую очередь я приберег на завтра для сеанса с богословско-экзорцистской комиссией.
Продолжая говорить, он наблюдал за сигналами: «ПРГ НАЧ», «ПОИСК», «ПОИСК ПОВТ», «ПОВТ КОМ».
Над «ПОИСК ФИН» зажглась желтая лампочка; раздалось жужжание.
Как только перед Карфаксом засветился монитор, Вестерн немедленно утопил кнопку с надписью «ФИКС». Казалось, молочно-белую поверхность монитора заполнили тысячи крохотных крутящихся искорок.
— Не забудь, — сказал Вестерн, — то, что ты видишь, не есть истинная форма этих… созданий. Ты видишь их электронное подобие. Так машина интерпретирует их реальный вид. Мы не знаем, как они выглядят на самом деле. Мы много чего не знаем, и я не все в той вселенной могу объяснить — не более, чем в этой.
Он отпустил кнопку фиксации Количество искорок сократилось, между ними появилось больше свободного пространства. Карфакс словно мчался в сверхсветовом космическом корабле навстречу далеким галактикам, и каждая из них выглядела единой светлой искоркой, хотя и состояла из миллионов звезд. Конечно, доплеровское смещение отсутствовало, как не было и самого сверхсветового перелета. Устройство никуда не летело. Оно вливало дополнительную энергию в «мир иной», или вэмс, и придавало иному миру — теоретически по крайней мере — необходимую конфигурацию.
— Любое существо, любой неодушевленный предмет., излучающий электромагнитную энергию в нашей вселенной, конфигурируется в вэмсе. Когда источник излучения умирает или перестает излучать, он конфигурируется в вэмсе окончательно — я хочу сказать, принимает окончательную форму. Молния — объект неодушевленный. Во всяком случае, согласно моей теории. Конечно, энергия молнии и в нашей вселенной не исчезает. Она рассеивается или преобразуется, совсем как солнечный свет. Но в вэмсе молния, так сказать, живет вечно. Как и жаба, и человек.
— Солнечный свет слишком диффузен, чтобы быть объектом, даже неодушевленным, — запротестовал Карфакс. — Солнце светит непрерывно. Ночь ведь наступает только благодаря вращению Земли. И что же, каждая отдельная ночь оживает в вэмсе? И как это возможно — ведь отдельно взятой ночи не существует? Где ее границы? Или наши часовые пояса и для вэмса действительны?
— Не знаю, — ответил Вестерн с некоторым раздражением. — Королева Изабелла тоже просила Колумба описать ей весь Новый Свет — а он всего-то и высаживался пару раз на острова возле еще не открытого континента.
— Извини, — смутился Карфакс.
— Я полагаю, что энергия солнца как излучающей сферы и энергия, отраженная от космических объектов вроде нашей планеты, равным образом присутствуют в вэмсе. Но сейчас нас интересуют только люди, попадающие туда. Например, мы знаем, что после смерти каждый попадает в конфигурацию, или колонию, умерших прежде него. Колония состоит из строго определенного количества обитателей. Их восемьдесят один. Точнее, там только восемьдесят одна потенциальная орбита — ведь колония должна иметь ядро, вокруг которого группируются все остальные. Многие колонии еще только формируются, так что они еще не завершены.
Восемьдесят один — это девятью девять. Пусть над этим мистики головы ломают. А коммунисты могут накручивать идеологию вокруг системы потустороннего общежития — правда, они отрицают загробную жизнь в любом виде. Я предложил бесплатные сеансы для комиссии из России и Китая. Но они отвергли мое предложение.
— Они воспользовались моей теорией, — хмыкнул Кар-факс, — хотя я и не собирался предоставлять им помощь и утешение. Или поддерживать римских и ортодоксальных католиков и всяких протестантских фундаменталистов. Но не будь их, куча народу окрестила бы меня коммунистом безбожным.