Судно медленно (Грину казалось, что слишком уж медленно), со скрипом двинулось вперед. Алан осмелился приоткрыть занавеску и выглянуть в квадратный иллюминатор. Взгляд Грина уткнулся в борт другого парусника, и землянину потребовалось некоторое время, чтобы удостовериться, что движется все-таки именно их корабль. Потом Грин увидел, что корабль движется со скоростью пятнадцать-шестнадцать футов в минуту. Такими темпами им должно было понадобиться не меньше часа, чтобы обогнуть стену, защищавшую порт от ветра.
Этот час Грин просидел, покрываясь испариной и бессознательно, по полузабытой детской привычке, грызя ногти, ожидая, что в любое мгновение в доке могут появиться солдаты и поднять крик, чтобы «Птица удачи» немедленно остановилась, потому что на борту у нее беглый раб.
Но ничего такого не произошло. Наконец буксировщики остановились и принялись сматывать свои канаты — к этому моменту Грин как раз догрыз последний ноготь. Миран отдавал приказы, первый помощник их повторял, на палубе слышался топот множества ног и многоголосое пение. Звуки, напоминавшие шуршание вспарываемой ножом ткани, засвидетельствовали, что паруса развернуты. Внезапно судно качнулось, поймало ветер и по палубе прокатилась дрожь, означавшая, что главная ось шевельнулась, и огромные колеса с шинами из чакоротра, разновидности каучука, пришли в движение. «Птица» распахнула крылья!
Грин осторожно приоткрыл дверь и бросил последний взгляд на Квотц. Город быстро исчезал из виду — судно двигалось со скоростью пятнадцать миль в час — и с этого расстояния выглядел как игрушечный городок, уютно устроившийся у подножия небольшого холма. Теперь, когда опасность миновала, а ароматы городских улиц больше не достигали носа Грина, город показался ему романтичным и привлекательным.
— Итак, скажем последнее «прости» экзотическому Квотцу, — пробормотал Грин тоном экскурсовода. — Прощай, ты, сын иззот!
А после этого, хотя Грину полагалось оставаться в каюте, пока Миран не позволит ему выходить, землянин открыл дверь и ступил на палубу.
И едва не скончался на месте.
— Здравствуй, дорогой, — сказала Арма.
Приветствия столпившихся вокруг Армы детей Грин уже вряд ли расслышал. Он внезапно обнаружил, что у него отчаянно кружится голова и что раскинувшаяся вокруг тьма грозит поглотить его. Возможно, потрясение было усугублено выпитым перед этим вином. Возможно — об этом Грин подумал позже — причиной был испуг, такой сильный, какого он не испытывал даже во время побега из замка. К тому же Грин был пристыжен тем, что Арма догадалась о его намерении бросить ее, и еще больше пристыжен тем, что она все равно любила его и не захотела отпускать одного. Арма была так довольна собой, что ей стоило огромных усилий сдержаться.
Возможно, как позже говорил себе Грин, именно страх перед острым язычком Армы заставил его так стушеваться. Ничто не пугает мужчину сильнее, чем языкастая женщина, особенно если он действительно заслужил выволочку. Ой, заслужил!
Но это все еще было впереди. А в тот момент Арма была до странного тихой и кроткой. Она всего лишь сказала, что у нее много деловых связей и что она хорошо знает Зингаро, коммерческого агента гильдии воров. Они — друзья детства и не раз помогали друг другу в различных не совсем законных сделках. Потому вполне естественно, что она услышала о статуэтке птицы эксуротр, которую раб, скрывающийся на «Птице удачи», передал Зингаро, чтобы тот вернул птицу герцогу. Она прижала Зингаро к стенке и вытрясла из него достаточно сведений, чтобы убедиться, что этим скрывающимся рабом был Грин. В конце концов, Зингаро обещал держать в тайне лишь некоторые подробности этого дела. Тогда Арма оставила свое торговое предприятие Зингаро и сказала Мирану, что она сообщит герцогине о местонахождении Грина, если купец не позволит ей и ее детям отправиться в это путешествие.
— И вот я здесь, твоя верная и преданная жена, — закончила Арма, распахнув руки для объятий.
— Я просто потрясен, — ничуть не преувеличивая, ответил Грин.
— Ну так подойди же и обними меня, — крикнула Арма, — не стой так, словно увидел ожившего мертвеца!
— Что, при всех? — ошеломленно спросил Грин, глядя на капитана и первого помощника, любующихся на эту картину с капитанского мостика, и на заполнивших палубу матросов и членов их семей. Единственными, кто не глазел на это представление, были рулевые, поскольку их внимание было поглощено борьбой с огромным штурвалом.