— Убирайся с дороги, или я доложу о тебе первому помощнику, — твердо сказал Грин и пошел прямо на них. Они посторонились, но Алан словно чувствовал, как нож входит ему в спину. Конечно, они были не настолько глупы, — за такое трусливое преступление их бы покалечили и вышвырнули с судна. Но эти люди были достаточно вспыльчивы, чтобы заколоть его в припадке ярости.
Только взобравшись по веревочной лестнице на марсовую площадку, Грин избавился от режущих ощущений в спине.
В этот момент Гразут крикнул:
— Эй, Грин! Прошлой ночью мне было видение, настоящее видение! Мне явился мой бог — покровитель! Он объявил, что будет рад вдохнуть запах твоей крови, которая прольется на палубу, когда ты свалишься с мачты!
Грин притормозил, поставив ногу на рею:
— Передай своему богу, чтобы он держался подальше от меня, или я набью ему морду! — крикнул он в ответ.
Публика, собравшаяся послушать перебранку, от изумления разинула рты.
— Святотатство! — завопил Гразут. — Богохульство! — Он обернулся к собравшимся: — Вы это слышали?
— Да, — ответил Эзкр, выйдя из толпы. — Я слышал его слова, и я потрясен. Людей сжигали и за меньшее.
— О Тонускала, мой бог — покровитель, покарай этого раздувшегося от гордыни человека! Пускай он упадет с мачты, и разобьется о палубу, и переломает себе все кости, чтобы все видели, что случается с теми, кто насмехается над истинными богами!
— Такхай, — пробормотали собравшиеся. — Аминь.
Грин мрачно усмехнулся. Он попал в расставленную ловушку, и теперь ему надо быть начеку. Очевидно кто-то из этих двоих или они оба поднимутся наверх после захода солнца и не успокоятся, пока не сбросят его на палубу. Все сочтут, что Грин принял смерть от рук оскорбленного бога. И даже если Арма обвинит в этом Эзкра и Гразута, вряд ли ее кто-то поддержит. Что же касается Мирана, у него это известие вполне может вызвать вздох облегчения, потому что он избавится от беспокойного человека, который способен проболтаться о некоем заговоре, и этот слух может дойти до герцога Тропатского и доставить Мирану немало хлопот.
Грин вскарабкался на марсовую площадку и уселся, мрачно глядя вдаль. Незадолго до захода солнца к нему поднялся Гризкветр с бутылкой вина и с корзинкой еды.
В перерыве между двумя кусками Грин поделился с мальчишкой своими подозрениями.
— Мама уже заподозрила что-то подобное, — сказал парнишка. — Она на самом деле очень умная, моя мама. Она наложит проклятие на этих двоих, если они причинят тебе какой-нибудь вред.
— Очень разумно. А главное, полезно. Надеюсь, ты поблагодаришь ее за эту великолепную мысль, когда вы будете отскребать меня от палубы?
— Обязательно, — ответил Гризкветр, пытаясь удержаться от улыбки. — И еще мама передает тебе вот это.
Он откинул укрывавший корзинку платок, и у Грина глаза полезли на лоб.
ГЛАВА 15
— Сигнальная ракета!
— Ага. Мама сказала, чтобы ты выпустил ее, когда услышишь на палубе боцманский свисток.
— А с какой стати я должен это делать? Мне это светит крупными неприятностями. Меня за это раз десять сквозь строй прогонят. Нет, сударь, это не для меня. Я вовсе не желаю, чтобы меня освежевали заживо.
— Мама велела передать тебе, что никто не сможет доказать, кто именно выпустил ракету.
— Возможно. Это звучит вполне разумно. Но зачем мне это вообще делать?
— Ракета на минуту осветит весь корабль, и все смогут увидеть, что Эзкр и Гразут забрались наверх. Все поднимут крик. Конечно, когда обнаружится, что кто-то украл две ракеты из кладовки, и начнутся поиски, и одну ракету найдут спрятанной в сундуке Эзкра, тогда... ну, видишь ли...
— Ах ты, хитрюга! — рассмеялся Грин. — Скажи своей матери, что она самая удивительная женщина на этой планете — хотя, если подумать, не такой уж это комплимент. Эй, погоди минуту! Насчет этого свистка боцмана. С чего это он станет подавать мне сигнал, что пора выпускать ракету?
— А он и не станет. Это мама будет в него свистеть. Она будет ждать сигнала от меня или от Азаксу, — сказал Гризкветр (Азаксу звали его младшего брата). — Мы будем следить за Эзкром и за Гразутом, и когда они полезут наверх, мы ее предупредим. Она подождет, пока они не пройдут полпути, а потом засвистит.
— Эта женщина спасала мне жизнь уже добрый десяток раз. Что бы я без нее делал?
— Мама говорит то же самое. Она сказала, что сама не знает, почему она последовала за тобой после того, как ты попытался сбежать от нее — от нас, — ведь у нее тоже есть гордость. И она не привыкла гоняться за мужчинами; принцы умоляли ее стать их спутницей жизни. Но она пошла за тобой, потому что она тебя любит, и сильно любит. А иначе твоя глупость уже десять раз успела бы тебя погубить.