Стараясь не шуметь, Грин прошел в длинную комнату с высоким потолком. С толстых стропил свисали подвернутые занавески — наверно, каждая семья ограждала таким образом свое место. Также к стропилам были подвешены связки овощей, фруктов и различное мясо: цыплят, кроликов, поросят, белок, хуберов и оленей. Части человеческих тел отсутствовали, и Грин предположил, что дикари ели человечину не с голода, а из религиозных соображений.
Все, что Грин знал, — это прихватить немного мяса с собой. Он взял полосу сушеного мяса хубера, скатал его и спрятал в сумку. Потом Алан снял со стены копье с железным наконечником и острый стальной нож. С ножом в одной руке и копьем в другой он вышел через заднюю дверь.
На улице он остановился и прислушался к отдаленным ударам барабана и неясному пению. Видимо, дикари собрались у места кораблекрушения и там праздновали это событие.
— Отлично, — пробормотал Грин себе под нос. — Если они напьются и заснут, у меня будет время сделать то, что я собирался.
Держась в тени деревьев, Грин стал высматривать, как лучше зайти с тыла к той хижине, в которую заперли пленников. С того места, где он стоял, ему были видны лишь шесть старух — Грин подумал, что большего количества островитяне при их образе жизни просто не могут себе позволить, — и около десятка детей, едва научившихся ходить. Большая часть, после того как поднятая воинами суматоха утихла, улеглись поближе к костру и заснули. Единственным, кто действительно мог доставить Грину какие-то неприятности, подняв тревогу, был мальчишка лет десяти, тихо постукивавший по барабану. Сперва Грин не мог понять, почему он не отправился вместе с остальными своими ровесниками к месту кораблекрушения, но пустой, неморгающий взгляд обращенных на огонь глаз подсказал землянину ответ. Грин не сомневался, что если бы он подошел к парнишке поближе, то увидел, что глаза того затянуты бельмом. На этой мерзкой планете слепота не была редкостью.
Еще раз оглядевшись, Грин прокрался к тыльной стороне хижины и ощупал стены. Они были сделаны из тонких шестов, врытых в землю и связанных между собой веревками, бывшими некогда частью корабельных снастей. В стене было достаточно щелей, но внутри было слишком темно и Грин мог различить лишь смутные очертания фигур.
Он прижался губами к щели и тихо позвал:
— Арма!
Кто-то изумленно вздохнул. Какая-то маленькая девочка заплакала, но ее быстро успокоили. Послышался дрожащий от радости голос Армы:
— Алан! Не может быть! Это ты!
— Это я, а не призрак моего отца! — ответил Грин и сам удивился, как это он ухитряется в такой отчаянной ситуации сохранить чувство юмора. Тем не менее как-то ухитрился! Возможно, это не было настоящим проявлением чувства юмора, а скорее походило на нервный смех, этакая легкая истерика, позволяющая избавиться от излишнего напряжения.
— Сейчас я объясню, что я собираюсь делать, — сказал Алан. — Слушай внимательно, а потом повтори, чтобы я знал, что ты все поняла.
Арма внимательно выслушала, потом повторила все слово в слово. Грин кивнул:
— Хорошая девочка. А теперь я пошел.
— Алан!
— Что? — нетерпеливо откликнулся Грин.
— Если это не сработает... если с тобой что-нибудь случится... или со мной... помни, что я тебя люблю.
Грин вздохнул. Ох уж эти женщины!
— Я тоже тебя люблю. Но сейчас это мало чем сможет нам помочь.
Арма едва успела ответить, как Грин ползком двинулся вокруг хижины. Перед тем как войти в зону видимости стражника и старух, Грин притормозил. Все это время он отсчитывал секунды. Отсчитав пять минут, показавшиеся ему вечностью, Алан встал и быстро шагнул за угол, держа копье перед собой.
Стражник как раз отхлебывал из своей кружки, — глаза у него были прикрыты, а горло — открыто. Копье Грина вошло в ямку между ключицами, и стражник упал. Пиво выплеснулось из падающей кружки и залило ему колени.
Грин выдернул копье и быстро обернулся, готовый броситься на любого, кто попытается убежать. Старухи сбились в кучу вокруг большого стола, за которым они месили тесто, кудахтали и переговаривались пронзительными голосами. Слепой подросток продолжал постукивать по барабану, глядя на огонь невидящими глазами. Единственным, кто заметил Грина, был мальчишка лет трех. Он засунул палец в рот и во все глаза уставился на чужака. Он либо слишком испугался, чтобы поднимать шум, либо вообще не понял, что произошло, и ждал, что будут делать старшие, чтобы понять, как поступить самому.