А пока что Алану надо было проложить путь через узкие, заполненные людьми улочки, и ему не раз пришлось пустить в ход свой жезл. Впрочем, когда он добрался до района порта, пробираться стало легче, потому что сами улицы стали шире.
Здесь двигались тяжелые повозки, запряженные рабами — на них огромное количество грузов переправлялось с кораблей или обратно на корабли. Потому улицы должны были быть широкими, иначе повозки просто размазывали бы людей по стенам домов. В этом же районе находились так называемые
Загоны, в которых жили портовые рабы. Когда-то это действительно было просто огороженное место, куда рабов запирали на ночь. Но при отце нынешнего герцога стены были разрушены и на их месте выстроены новые здания. Эти сооружения наводили Грина на воспоминания о земном жилищном строительстве, — маленькие, совершенно одинаковые домики, по-военному выстроенные в шеренги.
На мгновение Грину захотелось задержаться и повидаться с Армой, но он отказался от этой мысли. Она тут же втянет его в какой-нибудь спор, и ему придется ее успокаивать, вместо того чтобы находиться в этот момент на рынке, как то предписывали его обязанности. Алан ненавидел сцены, а Арма, прирожденная драматическая актриса, просто наслаждалась ими, — можно сказать в них купалась.
Грин отвернулся от Загонов и перевел взгляд на другую сторону улицы, на высящиеся стены товарных складов. Вокруг складов роились рабочие. Приводимые в движение вручную краны, сделанные наподобие корабельных кабестанов, поднимали и опускали большие тюки. Грин подумал, что именно здесь находился его удобный случай.
Появление паровой машины. Это стало бы величайшим событием, перевернувшим бы всю планету. Рикш могли бы заменить автомобили, работающие на энергии сжигаемого дерева. Краны бы приводились в движение небольшими паровыми машинами. Даже на корабли можно было бы поставить колеса, приводимые в движение паром. А возможно, можно было бы даже проложить через Ксардимур железные дороги, и локомотивы вытеснили бы корабли.
Нет, это не пройдет. Железные дороги слишком дорого стоят. И к тому же дикари, населяющие степи, наверняка станут воровать рельсы и перековывать их на оружие.
Кроме того, каждый раз когда Алан предлагал герцогу какой-нибудь новый и более эффективный способ сделать что-либо, он сталкивался с одним из отживших обычаев — кирпичиком в стене традиций и предрассудков. Ничто новое не могло быть пущено в ход, пока оно не будет одобрено богами. Волю богов истолковывали жрецы. А жрецы станут цепляться за нынешний порядок вещей, как голодный ребенок цепляется за материнскую грудь или старик — за свое имущество.
Грин мог бы, конечно, начать борьбу с теократией, но он не чувствовал в себе призвания к роли мученика.
Тут он услышал знакомый голос, звавший его по имени:
— Алан! Алан!
Грин сжался, словно черепаха, втягивающая голову под панцирь, и тщетно попытался сделать вид, что ничего не слышит. Но голос, хоть и принадлежал женщине, был сильным и пронзительным, и все вокруг принялись оглядываться в поисках крикуньи. Притворяться дальше стало невозможным.
— Алан! Ты, орясина белобрысая, дурака кусок, а ну стой!
Грин неохотно приказал своему рикше повернуть обратно. Парень ехидно усмехнулся, но приказ выполнил. Как и все обитатели портового района, он знал Арму и знал о ее взаимоотношениях с Грином. Арма держала на руках их общую годовалую дочь, прижимая ее к своей великолепной груди. Рядом стояли еще пятеро малышей: два ее сына от герцога, дочь от заезжего принца, сын от капитана корабля северян и дочь от храмового скульптора. В детях отразилось возвышение Армы, ее падение и новое возвышение — правда медленное; эта живая картинка воплощала собою набросок структуры общества этой планеты.
ГЛАВА 3
Арма была дочерью рабыни — северянки и местного жителя, колесного мастера. Когда ей было пять лет, ее родители умерли от чумы. Девочку отправили в Загоны, и ее вырастила сестра матери. Когда Арме было пятнадцать, ее красота привлекла внимание герцога, и он пристроил ее во дворец. Там она родила герцогу двух сыновей, которым теперь было одиннадцать и десять лет. Детей у нее тогда забрали, и они росли при доме герцога, как свободные и балованные слуги.