А что, если кто-то проецирует на него это ощущение, намереваясь отрезать ему дорогу назад?
Он замедлил шаг и остановился. Ему не понравилась мысль о том, что кто-то знает о его намерениях и выжидает в темноте удобного момента для нападения.
— Только не пугай себя, Джонни, — прошептал Кэрмоди. — Ты никогда еще так не нервничал. Зачем же волноваться сейчас? Даже если там сам бог, не позволяй ему давить на себя. Плюнь на него, и точка! Какая тебе, к черту, разница — он там или не он? Прими вызов судьбы или сваливай отсюда.
Ладно. Я пойду и покажу этим ублюдкам, кто такой Джон Кэрмоди!
Он и сам не знал, что означала его последняя фраза и кому она предназначалась. Но разве плохо мечтать о полной победе над другими людьми? А пусть даже и плохо. Ему на это наплевать.
Отбросив сомнения, Кэрмоди решил перейти к задуманному. Отчаянный до смерти… Нет, смертельно опасный! Впрочем, в нем хватало и того и этого.
Внезапно, без какой-либо подсказки чувств, он сообразил, что миновал портик и переступил порог храма. Вокруг по-прежнему царили тьма и безмолвие, но он знал, что находится внутри. Ему вспомнились полированные красные плиты пола, которые тянулись на полкилометра от входа до алтаря. Стены храма казались зеркально-гладкими и плавно переходили в купол потолка, но в отличие от наружных расписанных стен были совершенно голыми, как скорлупа яйца.
Слегка согнув колени, он медленно пошел вперед, готовый в любую минуту отпрыгнуть назад при малейшем звуке или прикосновении. Тьма сгущалась вокруг и, словно вязкая жидкость, вливалась в уши, глаза и ноздри, собираясь внутри, как плотный и тяжелый ком. Кэрмоди обернулся и глянул туда, откуда пришел, но очертания входной арки уже растворились в темноте, будто стали пылью, которая клубилась в лучах беспросветности.
Но он не собирался растворяться в темноте. У него имелась цель, и он сам решал, что ему делать в каждую конкретную минуту.
Путь к алтарю занял много времени. Останавливаясь на каждом шагу и прислушиваясь к безмолвию, Кэрмоди одолел с полкилометра. Наконец, когда он уже решил, что кружит на месте, его нога коснулась чего-то твердого. Он опустился на колени и ощупал руками плиту, похожую на широкий выступ. Потом встал, поднялся на первую ступень и начал нащупывать ногой вторую. Так, не спеша и осторожно, Кэрмоди добрался до трона.
— Сейчас мы посмотрим, — бормотал он себе под нос. — Трон закрывает собой вход в святилище. Значит, если я пойду от спинки к стене, то найду эту маленькую дверцу, за которой находится…
Ему говорили, что за ней находится Эрга Абунота — святая святых. Чтобы попасть туда, надо было нажать на плиту стены, и камень подавался внутрь. В святилище допускались только избранные из избранных, к которым относились верховные жрецы и жрицы, представители высшей государственной власти и, конечно, аршкимы. Это кэринянское слово переводилось как «прошедшие» и означало тех, кто пережил Ночь Света.
В святилище совершались главные ритуалы и таинства. Именно здесь, если верить рассказам кэринян, родились боги Йесс и Эль-гуль. Именно здесь время от времени появлялась великая богиня Бунта. И только тут она предавалась мистическим совокуплениям с семью праведниками или семью грешниками, чтобы затем породить одного из своих сыновей.
Дверь, как понимал Кэрмоди, никогда не запиралась. Ни один кэринянин не посмел бы открыть ее и войти в святилище, если только не считал себя достойным этого. Даже избранные входили туда с большой опаской.
У кэринян существовала пословица: «Бунта всегда голодна, и ей все равно чем питаться». Эту фразу никогда не объясняли — возможно, потому, что многие и сами не понимали ее смысла. А может, люди боялись говорить о том, что подразумевала их любимая пословица. Произнося ее, они всегда осеняли себя кругом, который якобы защищал от гнева Бунты.
Днем раньше Кэрмоди считал, что кэринянская религия основывалась на обмане и, как все религии Вселенной, выгодно использовала суеверия людей. Теперь он начинал сомневаться в своих суждениях. По всей видимости, некоторые элементы бунтизма имели достоверную основу. На этой чертовой планете происходило много такого, чего не могло произойти нигде.
Его вытянутая рука коснулась стены. Камень казался теплым. Слишком теплым. Как будто с другой его стороны пылало пламя.
Кэрмоди толкнул плиту, и та подалась назад. Дверь открылась. За ней тоже царила непроглядная темнота.