Он не знал, как иначе избавиться от хватки бронзовых зубов.
И он сделал это.
Было больно, но не так сильно, как он ожидал. Да и крови вытекло гораздо меньше, чем ему представлялось. Кэрмоди мысленно сжал кровеносные сосуды, и те подчинились, закрываясь, как цветы в ожидании ночи.
Но отрезать палец оказалось не просто. Он задыхался от усилий, будто пробежал с десяток километров. Ноги дрожали. Лица стоявших внизу людей расплылись в неясные пятна. Две кучки белых невыразительных пятен. Он уже не различал их.
Вожак сторонников Эльгуля шагнул вперед и вытянул руки.
— Прыгай, Кэрмоди! — радостно воскликнул он. — Прыгай! Я поймаю тебя. А потом мы разгоним этих слабаков, отправимся в храм и займемся делом…
— Подожди!
Женский голос, прозвучавший за его спиной, был громким, требовательным и в то же время очень музыкальным.
Все замерли.
Кэрмоди посмотрел через головы мужчин и увидел Мэри.
Мэри, живая и невредимая, какой он видел ее перед тем, как выпустить в прекрасное лицо обойму разрывных и беспощадных пуль. Она ничуть не изменилась. Кроме одного. Живот ее стал еще больше и, наверное, созрел, чтобы дать начало новой жизни.
Вожак сторонников Эльгуля воззрился на Кэрмоди:
— Кто эта землянка?
Кэрмоди подошел к краю пьедестала и хотел было ответить, но Тэнд опередил его:
— Она была его женой. Кэрмоди убил ее и сбежал сюда. В первую Ночь «сна» он создал ее и снова убил.
— О-о-о! — поразились сторонники Эльгуля и отступили на шаг.
Кэрмоди изумленно уставился на них. Очевидно, информация Тэнда содержала какой-то смысл, которого он не понимал.
— Джон! — прокричала Мэри. — Нет смысла убивать меня снова и снова. Я всегда буду оживать и приходить к тебе. Скоро у меня родится ребенок, которого ты так не хотел. Он появится через час. На рассвете.
Тихо и с дрожью в голосе, которая выдавала огромное напряжение, Тэнд спросил:
— Так кем же он будет, Кэрмоди?
— Кем? — машинально повторил Джон.
— Да, — подойдя к пьедесталу, сказал вожак второй группы. — Мы хотим знать, кем он будет? Нессом или непобедимым Эльгулем?
— Ах вот оно что! — отозвался Кэрмоди. — Богиня экономна, как сама природа. Зачем трудиться над созданием ребенка, когда вот он, под рукой.
— Да! — громко сказала Мэри, и ее музыкальный голос прозвучал как бронзовый гонг. — Но неужели ты хочешь, чтобы наше дитя стало похоже на тебя? На застывшую темную душу? Или ты дашь ему тепло и свет?
— Человек! — воскликнул Тэнд. — Неужели тебе не ясно, что ты уже сделал выбор? Разве ты не знаешь, что у нее нет мозга и что она говорит языком твоей души? Прислушайся к ее словам! В них то, о чем ты думаешь и чего желаешь в глубине сердца! Ибо ты вложил эти слова в ее уста! И лишь по твоему приказу шевелятся ее губы!
Кэрмоди покачнулся и едва не упал, но не от слабости и не от голода и жажды.
Свет, свет, свет… Огонь, огонь… Растворись в огне и свете. Сгори, как феникс, и возродись к новой жизни.
— Держи меня, Тэнд, — прошептал Кэрмоди.
— Прыгай, — ответил кэринянин и громко рассмеялся.
Смех и ликующие крики его спутников прозвучали как «аллилуйя».
Сторонники Эльгуля в ужасе завопили и бросились врассыпную.
Туман стал реже и превратился в бледно-фиолетовый. Над горизонтом появился огненный шар, и в тот же миг фиолетовый цвет сменился белым — как будто кто-то сдернул вуаль с лица планеты.
Те из сторонников Эльгуля, которые не успели скрыться, вдруг зашатались и упали наземь. По их телам пробежали конвульсии. Кости с хрустом трескались, и кровь хлестала из рваных ран. Через несколько секунд их тела на мостовой перестали шевелиться.
— Если бы твой выбор был другим, — сказал Тэнд, поддерживая ослабевшего Кэрмоди, — в пыли валялись бы мы.
Окружив Мэри плотным кольцом, они направились к храму. Беременная женщина часто останавливалась, сгибалась в приступах боли и хваталась за плечи мужчин. Шагавший за ней Кэрмоди закусывал губу и стонал, переживая каждую из ее схваток. Впрочем, он был в этом не одинок: остальные тоже стискивали зубы и прижимали руки к животам.
— А что с ней будет потом? — шепотом спросил он у Тэнда.
Кэрмоди знал, что вопросом своим не смутит Мэри, ибо она не имела разума и была ведома мыслями семи святых отцов. Но он шептал — и шептал потому, что ощущал в себе чувства других людей.
— Родив Йесса, она выполнит свою миссию, — ответил кэринянин. — И умрет, когда закончится «сон». Сейчас она жива, потому что мы вливаем в нее свои силы и нам помогает бессознательная воля младенца. Надо торопиться. Скород из своих подвалов выйдут «спящие». Не увидев во «сне» победу Йесса, они не будут знать, плакать им или смеяться от счастья. Мы не должны оставлять их в неведении. Нам нужно попасть в святилище храма. Там мы возляжем на ложе Великой матери и совершим мистический ритуал святого совокупления. Это неописуемое переживание, которое лишь можно испытать. А затем эта женщина, созданная из твоей ненависти и любви, родит ребенка и умрет. А мы обмоем его, завернем в покрывало и покажем всему народу.