Крыша, покрытая прочными мраморными плитами в метр толщиной, уложенными как разноцветная паутина, была сплошь уставлена каменными изваяниями. Казалось, что какой-то безумный титан вырубил эти скорченные фигуры. Он, видимо, начал работу с того самого места, где стоял сейчас Кэрмоди, поскольку именно отсюда разбегались во все стороны извивы и переплетения каменной резьбы. Ряды статуй казались волнами, скрученными силой вихря, и он находился в самом центре водоворота мраморного моря.
Поначалу Кэрмоди почудилось, что статуи стоят сплошной стеной, но, присмотревшись, он отыскал-таки маленькую лазейку между ними и осторожно и медленно стал пробираться к краю крыши.
Свирепые рептилии с длинными шеями, какие-то твари с плоскими хвостами, с щупальцами и плавниками боролись друг с другом, кусали врагов и самих себя. Многие сплетались в лютых поединках и еще более неистовом спаривании, независимо от различий форм и видов.
Кэрмоди подлез под огромную голову, которая преграждала ему путь. Длинные зубы уткнулись в спину священника. Внезапно он почувствовал себя карликом в стране гигантских чудовищ. Только великому мастеру удалось выразить в мраморе то неистовство, с которым эти твари пожирали друг друга, убивали и спаривались. Однако физиономии их казались разумными, и чем дальше шел Кэрмоди, тем все более.
Наконец изображения монстров закончились, и дальше потянулась череда одиночных статуй — былых Йессов и Эльгулей. Глаза их, сделанные из драгоценных камней, были выполнены с таким мастерством, что казалось, будто они следят за Кэрмоди. Посмотрев в лицо одному из Эльгулей, Кэрмоди вздрогнул — настолько злым был взгляд божества.
Он торопливо прошел мимо статуи к парапету на краю крыши, рядом с которым стояла скульптура Йесса. Глянув на нее, Кэрмоди опять ощутил дрожь, узнав черты бога, которого он убил много лет назад. Только сейчас это событие уже не казалось таким далеким. Все вернулось: и опять Йесс держал полусъеденную свечу в руке, и уже появились красные пятна на его лбу, и осталась лишь половина уха. Кэрмоди тряхнул головой, пытаясь отринуть воспоминания о том человеке, которым некогда был, и принялся осматривать огромный город.
Далеко-далеко, у самого горизонта, виднелись пожарища, над которыми подымался светло-пурпурный дым. Казалось, что, завиваясь в кольца, он корчится от боли. Над домами плыли дымные облака в виде змей, осьминогов, лиц, изменялись и приобретали новые причудливые формы. Кэрмоди знал, что это горят недавно построенные предместья, окружавшие массивное каменное сердце старого города. Пожарные трудились не покладая рук, но все было бесполезно — деревянные здания сгорали дотла.
Снизу послышались крики, время от времени прерываемые дробью выстрелов. Стрельба со стороны осаждавших храм эльгулитов прекратилась. Возможно, они повернули оружие друг против друга, сражаясь с монстрами, которых сами породили, или претерпевая метаморфозы по воле и капризу этой Ночи.
Солнце снова вспыхнуло, и Кэрмоди почувствовал себя как будто связанным — словно гигантские руки обмотали его прочным тросом и теперь тянули за оба конца. Грудь сдавило так, что стало нечем дышать.
— Джон Кэрмоди! — послышался голос, далекий и жалобный. — Злой Джон Кэрмоди! Ты здесь?
Это был голос миссис Фрэтт.
Священник повернулся — звук исходил откуда-то с дальнего края крыши. Но там никого не было.
— Кэрмоди! Верни мне сына! И глаза!
Он задрожал, ожидая, что вот-вот старуха материализуется из пустоты, как это случилось с Мэри. Но воздух не сгущался, а только посверкивал розовато-лиловыми искрами.
— Ты убийца, Джон Кэрмоди! — Голос стал злее. — Ты родился убийцей и им же умрешь!
— Миссис Фрэтт… — произнес он вслух и со всех ног бросился к лифту.
Спустившись вниз, он вошел в зал, где погиб Лифтин.
Присутствующие сидели в креслах вокруг большого круглого стола, которого раньше здесь не было.
Спросив у Йесса позволения говорить, Кэрмоди рассказал им о голосе.
— Ты чувствуешь вину перед миссис Фрэтт, — ответил Йесс. — Ты знаешь, что должен был постараться все-таки отговорить ее от мести. Но ты запаниковал и позволил возобладать своим старым рефлексам.
— Я не мог ее убедить, — с жаром возразил священник. — Она была не одна. Абду требовал, чтобы она осуществила задуманное, и если бы она отказалась, он сделал бы это сам.