Впрочем, это бедствие имело и положительную сторону, так как пламя уничтожило сотни тысяч крыс и миллионы вшей, которые разносили чуму. Однако Афре было не до пожара и чумы. Мистер Батлер требовал возвращения ссуды, а лорд Арлингтон и король по-прежнему игнорировали ее просьбы об оплате выполненного поручения. Через месяц наступила неизбежная расплата, и Афру бросили в долговую тюрьму.
— Заключенных там кормили только за деньги. Те, у кого их не было, умирали от голода. В тюрьмах свирепствовали болезни, и микробы, врываясь в камеры, как дикари-краснокожие, уничтожали всех без разбора. Смерть очень демократична: она не смотрит на сословия. Ее маленькие посланцы убивали богатых и бедных, старых и молодых.
После Великого пожара многие тюрьмы сгорели или пришли в негодность. В Ньюгейте велись восстановительные работы, и поэтому Афру отправили в Южный Лэмбет. Тысячи люди, потеряв в огне все свое имущество, попадали сюда за долги. В лэмбетскую тюрьму обычно сажали нищих, и она всегда считалась самой грязной и переполненной. Но после пожара там стало хуже в десять раз, и каждая камера превратилась в чистилище.
— Даже странно, что мне удалось выжить, хотя бывали такие моменты, когда я молила Бога о смерти. Вонь немытых тел и лохмотьев, мерзкий запах от больных, страдавших кровавым поносом, невыносимое зловоние открытой канализации — разве это можно забыть? Вокруг вопили испуганные и истощенные дети. Я затыкала уши от криков тех, кто сходил с ума и впадал в бешенство.
Кашель и рвота, драки, жестокость и воровство, абсолютная невозможность побыть наедине с собой… Если надо было сходить по малой или большой нужде, это приходилось делать в камере с дюжиной других женщин, которые тыкали в тебя пальцами и отпускали непристойные шутки… Половину той пищи, которую приносила мне мать, отнимали охранники, а я платила им дань, чтобы они не насиловали меня, как остальных… Вот так я и жила, изо всех сил сопротивляясь болезням, которые роились в отвратительном воздухе этой адской дыры. Да что там ад! Мы бы только радовались его пламени после месяца судорог от холода и сырости! В каких бы грехах ни обвинял меня Господь, я искупила их все!
Двое охранников обещали подкармливать ее мясом, овощами и вином, если она будет отдаваться им обоим одновременно.
— Хорошо что мать достала немного денег. Если бы не ее помощь, голод довел бы меня до крайности, и я, наверное, согласилась бы на их уговоры. Мой живот выл от голода, и я уговаривала себя не опускаться до мольбы. Хотя иногда мне казалось, что охранники все же предпочтительнее голодной смерти.
Возможно, меня остановило только то, что один из них, горбатый одноглазый урод с гнилыми зубами, имел французскую болезнь…
— Сифилис или гонорею? — спросил Фрайгейт.
— Скорее всего и то, и другое. Какая разница? В любом случае, благодаря усилиям матери, я избежала их грязных лап. А потом Киллигрей оплатил мои долги и снабдил меня небольшой суммой, чтобы я могла стать на ноги. Правда, этих денег хватило ненадолго.
Афра замолчала и печально улыбнулась. Улыбка делала ее неотразимо красивой.
— Я приврала, сказав, что мне хотелось умереть в тюрьме. На самом деле меня ужасала идея самоубийства. Я никогда не уважала тех, кто поднимал белый флаг над своим поверженным духом. По крайней мере, я стояла до конца, с остервенелой яростью отбивая атаки смерти… Наверное, поэтому она и отпустила меня с миром.
Я вышла из тюрьмы, худая как скелет. Друг оплатил мои долги, но они появились у матери, которая сделала все возможное, чтобы выручить меня из беды. А я ничем не могла ее отблагодарить. Я осталась без крова, одежды, косметики и книг.
Ей исполнилось тридцать лет. В те времена ее сверстницы обычно уже выглядели как старухи. Многие теряли зубы, и от их гнилых десен исходило кошмарное зловоние. Женщины без мужа, отца и брата — на худой конец, дяди или парочки кузенов — становились легкой добычей мужчин. В случае изнасилования несчастная жертва могла обратиться в суд. Но, как правило, это ни к чему не приводило. Закон служил только богатым и знатным особам. Судьи, адвокаты, приставы и присяжные открыто брали взятки и легко уступали просьбам тех, кто мог им заплатить.
В ту пору женщины сочиняли и прозу и стихи, однако на непрофессиональном уровне. В основном, этим занимались дочери сельских священников, у которых не было других развлечений, или знатные дамы, пытавшиеся прослыть мечтательными и немного эксцентричными особами. Ни одна из англичанок даже не пыталась зарабатывать себе на жизнь с помощью чернил и пера.
Афра знала, что может писать интересно, остроумно и увлекательно, а главное, ей не требовалось высасывать темы из пальца. Получив прекрасное образование, она ни в чем не уступала маститым писателям, которые считали создание новелл и пьес сугубо мужским делом. Чтобы занять достойное место в плотных рядах профессиональных литераторов, ей пришлось одолеть немало врагов и пройти сквозь колючие дебри предвзятой критики.