Как только двойник Джона-I прочно закрепился в сознании, все тренировочное время поделили между ними поровну. Джон-I изучал то, что было необходимо знать о корабле — за пределами кабины управления. Он руководил всем на земле: заправкой, проверкой и ремонтом, даже учетом пожеланий пассажиров. Джон-I был пилотом, и все должны были в него верить. Никто не должен знать, что он отключался всякий раз, когда входил в кабину управления.
Он много раз пытался увидеть ее, но безуспешно. Кабина управления была тем скрытым механизмом, который автоматически производил смещение в личности пилота. Как только Джон-I переступал порог кабины или просто бросал мимолетный взгляд внутрь, он сразу же исчезал. На его месте появлялся Джон-II.
День выпуска оказался самым важным и самым волнующим днем его жизни. Понятия «выпускной класс» не существовало. Заканчивая обучение, пилот удостаивался публичной церемонии, на которой присутствовало большинство персонала школы — около тридцати тысяч человек. Все построились, и Джон промаршировал перед ними в черной форме пилота. Адмирал сам вынул платиновые крылышки — старейшую эмблему полета человека — и приколол их на форму. Это запомнится на всю жизнь.
Наступило время прощания с семьей — корабль уже ждал его. Новый пилот совершал свой первый полет. Предстоял всего лишь короткий прыжок до Луны с грузом каких-то припасов, но все же это был уже полет. Он поднялся по трапу к входному люку корабля, повернулся, чтобы помахать семье, кажущейся на расстоянии маленьким пятнышком, потом шагнул в кабину.
А вышел через шлюз уже на поверхности Луны.
Времени полета он не ощутил: только что был на Земле — и вдруг оказался на Луне. Только физическая усталость и скафандр убедили его в том, что полет все-таки состоялся. Такого разочарования он никогда в жизни не переживал…
Теперь, на Земле, в саду у дома, глядя на молодой месяц и вспоминая прошлое, Джон ощутил во рту как бы привкус сухой золы. В доме кто-то смеялся, он услышал, как звякнула о стакан бутылка. Он отмахнулся от воспоминаний и вернулся к действительности.
Его дом, вечер в его честь. Он много раз откладывал это мероприятие, но в конце концов вынужден был уступить. Получилось скверно, точь-в-точь как он и ожидал. Одно дело носить ложь в себе, совсем другое — быть фальшивым героем в собственном доме.
Расправив плечи и смахнув невидимую пылинку с костюма, он вернулся в дом.
На следующее утро он явился на базу для двухдневной подготовки к предстоящему полету. Врачи готовили его тело к максимальной готовности, а он тем временем получал инструктаж. Столь длительного и ответственного полета у него еще не было.
— Да, длительное путешествие, — сказал инструктирующий его офицер, постукивая по карте. — Вам предстоит полет к Юпитеру, точнее — к его восьмому спутнику. Как вы знаете, там база и обсерватория. Ваша задача — доставить двенадцать астрофизиков и всю их аппаратуру. Они будут исследовать гравитацию Юпитера. Нагрузка солидная. Вашей основной заботой, или, скорее, заботой Джона-II, станет пояс астероидов. Подняться достаточно высоко над плоскостью эклиптики вы не сможете, поэтому возможны столкновения с метеоритами. У нас уже были из-за этого неприятности. Немного везения — и все пройдет нормально.
Джон поздоровался с пассажирами, принимая их на борт, и проверил работу техников, когда те закрыли морозильные камеры. Убедившись, что все в порядке, он поднялся по вертикальному трапу к рубке управления. Откроешь дверь, и все — обратного пути нет. Это действие становилось его последним осознанным поступком, затем в дело вступал Джон-II. Помедлив лишь мгновение, он распахнул дверь, успев подумать: «Следующая остановка — Юпитер».
Только встретил его не Юпитер, а боль.
Он не мог ни видеть, ни слышать. Тысячи ощущений навалились на него одновременно, но все они лишь усиливали страшную, ужасающую боль — подобного он даже и представить себе не мог. Огромным усилием воли он сощурил глаза, пытаясь их сфокусировать.
Он увидел иллюминатор, а за ним — звезды. Он был в космосе, в кабине своего корабля. Замерев от зрелища раскинувшихся перед ним звезд, он на мгновение даже забыл о боли, но она тут же напомнила о себе. Что же случилось? Надо что-то делать, прекратить невыносимые мучения. В кабине было темно, лишь слабо светились сигнальные лампочки гигантского пульта управления. Они мерцали, менялись, но Джон не мог сообразить, что все это значит и что он должен сделать.
Боль, казалось, достигла предела; он не сдержался, закричал и — потерял сознание.