— Постараемся как можно скорее.
— Нет, нельзя ли точнее? Через сколько минут, часов, дней?
Кобер бросил на гиганта штатского полный презрения холодный взгляд и сказал, поглаживая костяшкой пальца щеточку усов:
— Ориентировочно я могу сказать, конечно. Исходя из прошлого опыта на то, чтобы отсоединить крепеж, подсоединить добавочное электропитание, убрать мачты, передвинуть корабль на стартовое ложе и задраить люки, потребуется добрых два часа работы.
— Мы не можем ждать два часа. Я немедленно начинаю заправку. — Фогт повернулся, чтобы уйти, но резкий тон Кобера заставил его остановиться.
— Вы не имеете права. Я категорически запрещаю вам это. Вмешательство гражданских лиц и без того внесло беспорядок, но я не допущу преступной пренебрежительности к технике безопасности, способной поставить под угрозу наш проект и моих людей. Вы поняли, Фогт?
— Для вас, полковник, я всегда мистер Фогт. Я хочу слышать, как вы это говорите. Что же до вашего запрещения, то тягаться вам со мной все равно что гончей соревноваться со слоном в поднятии тяжестей. Заправка начинается немедленно.
— Вы не можете… Это запрещено. Я свяжусь…
Но Фогт уже закрыл дверь шлюза. Бог мой, а Кобера, оказывается так легко вывести из себя! Какое же удовольствие дать легкого пинка этому аккуратисту. Фогт вытянул из чехла на поясе кнопочную рацию и ткнул в нее пальцем.
— Станция два, вы уже подсоединили заправочные шланги?
— Последний подсоединяется, Гордон.
— Хорошо. Проверь, следят ли твои люди наверху за пусковыми клапанами, и начинай качать. Мне нужно, чтобы топливо закачали как можно скорее.
— Ясно.
Фогт выключил рацию, прислонился к горячему металлу ограждения и посмотрел на ракету. Квадратная масса грузового отсека закрывала ее почти всю, над отсеком возвышались только три конуса ускорителей. Рядом стояла многоярусная башня обслуживания, на которой вовсю шла организованная суета. Подземные заправочные трубы подавали жидкий кислород и водород, охлажденный до сотен градусов ниже нуля, и облачка испаряющегося газа клубами вырывались из расположенного выше регулирующего клапана. Началось. Через три часа емкости будут заполнены. Три часа оставалось и до того, как можно будет использовать «окно» — те несколько минут, в течение которых космический «челнок» способен оказаться в точке стыковки с «Прометеем». Один-единственный шанс на встречу. Ну что ж, он сделает все, что от него зависит, «челнок» будет заправлен, отсчет полетного времени начнется точно в срок. Если, разумеется, военный груз будет вовремя выгружен. Военные утверждают, что это спутник-разведчик, страшно засекреченный; повсюду непрерывно снует военная полиция с пистолетами на боку. По слухам, правда, это кое-что поважнее обычного спутника-разведчика. Впрочем, он ничего не знает и знать не хочет. Он хочет только, чтобы ракета ушла вовремя.
Заправка проходила нормально, так что Фогт мог спокойно пойти и еще подразнить Кобера, а заодно убедиться, что груз наконец вытащили и убрали. Ему нравилось злить Кобера, хотя это было, пожалуй, слишком легко. В свое время, молодым, он и сам служил в армии и перед демобилизацией получил капрала. Чины выше старшего сержанта немедленно вызывали в нем подозрение. А наилучшим объектом для насмешек всегда были эти клуши полковники. Фогт улыбнулся и двинулся к двери.
Солнечная обсерватория находилась в Италии, на Капри, острове в Неаполитанском заливе. Изрезанные террасами склоны гор Соларо поднимались над деревушкой Анакапри, серебрясь оливковыми деревьями, и обрывались высокими известковыми утесами прямо над синим морем. На склоне горы и стояло окруженное массивными стенами здание — Солнечная обсерватория университета Фрейбурга. Для обсерватории это было не лучшее место: дымка над морем не позволяла вести наблюдения рано утром и вынуждала заканчивать их вечером задолго до захода солнца. Но для каждого немца Капри — рай обетованный, поэтому разум на сей раз подчинился велению сердца, и обсерватория была построена именно здесь. Короткий рабочий день позволял больше времени уделять вину и персикам. Астрономы и их жены не считали «ссылку» на Капри слишком большой жертвой.
Зеркало на крыше здания вращалось под определенным углом автоматически, следуя за ходом Солнца и посылая его изображение через похожую на дымовую трубу телескопа вниз. Здесь увеличенное изображение пропускалось через специальный фильтр, который отсеивал все, за исключением длины волны водорода. Подобным образом «очищенное» и увеличенное изображение Солнца фиксировалось фотоаппаратом. Каждые две минуты в течение дня камера делала снимок и тут же автоматически переводила кадр. Когда камера не работала, изображение можно было проецировать на белый экран — раскаленный свирепый диск, диаметром в ярд, весь в оспинах темных пятен, обрамленный завихрениями пламени.
Доктор Брозик как раз был занят его изучением, блаженно попыхивая хорошо обкуренной пенковой трубкой. Астрономия требует скорее усидчивости, чем энергии, а он занимался этой наукой немало лет. Его жена, Ютта, вошла в комнату.
— Опять звонит этот человек из Техаса. Он страшно разозлился, когда телефонист в Неаполе прервал нас почти на пятнадцать минут.
— Если постоянно злиться на итальянскую телефонную систему, можно в конце концов заработать апоплексический удар, не дожив и до половой зрелости. Он что-нибудь просил передать?
— Вопрос прежний: каково состояние Солнца?
— Можешь заверить его, что за эти пятнадцать минут изменений не произошло. Активность нормальная… О Боже!
Брозик от неожиданности открыл рот, позабыв о любимой трубке. Трубка выпала и разбилась о кафельный пол, но он даже не заметил этого. Ибо как завороженный уставился на растущий у него на глазах протуберанец. Язык пламени поднимался все выше и выше и наконец выплеснулся в космос. На глазах у доктора с поверхности Солнца были извергнуты миллионы тонн горящего газа — первый мощный взрыв гигантской солнечной бури.
То, о существовании чего было известно ему, то, что не было видно отсюда, свершилось: немыслимый выброс энергии, невероятно мощные магнитные поля, непрерывно меняющие свои очертания и излучающие радиацию, способны были, попав в атмосферу Земли, вызвать северное сияние, нарушить радиосвязь, вывести из строя телеграфные линии. И до такой степени возбудить верхние слои атмосферы, что «Прометей» непременно собьется с орбиты. Для него, летящего со скоростью пять миль в секунду, переход в более плотные слои атмосферы будет равносилен столкновению с каменной стеной.
— Не давай отбоя, — крикнул жене Брозик. — Мне нужно обязательно поговорить с ними. Попробуй убедить этого кретина телефониста, что линию ни под каким видом занимать нельзя. Видимо, начинается период той самой интенсивной солнечной активности, о которой предупреждал профессор Вейсман.
Глава 40
ПВ 27:41
— Просто делай, как я говорю, шаг за шагом, не торопясь, и все будет в порядке, — сказал Патрик. — Ты готов, Григорий?
— Да.
— Коретта?
— Да, Патрик.
Люк открыт, и они смотрят в него — Патрик отчетливо представляет себе это. Перед этим Коретта сняла толстую верхнюю повязку и пластырем закрепила у него на глазах тампоны, потом то же самое сделала и с Надей, чтобы надеть на них шлемы. Облачение в скафандр оказалось мучительно трудным, на это ушла уйма времени, Григорий с Кореттой работали за четверых. Двух пилотов в негнущихся космических доспехах пришлось буквально донести до гравитационных кушеток. Это было и проще, и логичнее — однако Патрику довольно унизительным показалось собственное состояние полной беспомощности, но вслух он ничего не сказал. Теперь, когда люк был открыт, каждый из них оказался замкнутым в отдельной от остальных тонкой капсуле. И в таком положении они останутся до конца. До прихода помощи — или…
— Астроскаф находится у самого люка. Видите? — спросил Патрик.