— Нет, — решительно возразил Дилуотер. — Я, наоборот, советую запретить американским военнослужащим покидать территорию баз. У англичан достаточно людей, чтобы самим справиться с ситуацией. Чьего бы производства ни была ракета, все равно мы в дерьме по уши. Не думаю, что появление американцев будет встречено местным населением с энтузиазмом.
— Согласен, — поддержал его Бэннерман. — Если вы не возражаете, господин президент, я немедленно отдам соответствующий приказ.
— Да, наверное, вы правы. Бэннерман снял телефонную трубку.
— Но что мы можем сделать еще? — спросил президент, глядя на присутствующих. — Наверняка что-то можно предпринять еще. И как это скажется на проекте «Прометей»?
— А никак, — ответил Дилуотер. — У нас есть запасные ускорители, так что проект в принципе может быть продолжен. Но второй такой катастрофы мы позволить себе не можем.
— Еще бы! Может быть, с этой проблемой мы как-нибудь справимся, но еще один такой фокус, и лавочку придется закрывать. А мне не нужно вам напоминать, как много значит для нас «Прометей». Тут и национальный престиж, и перо в задницу арабам, и следующие выборы. Если проект закончится крахом, если народ поймет, что все эти деньжищи были истрачены зря, то через год на наших местах будут сидеть ребята из той, другой, партии. Кстати, а что там с самим «Прометеем»? В этой суматохе мы совершенно забыли о корабле!
— Нет, господин президент, не забыли, — сказал Дилуотер. — В настоящее время идет подготовка двигателя к включению зажигания. Как только это произойдет, мы вам доложим. На то, чтобы достичь окончательной орбиты, уйдет еще примерно сорок восемь часов. Потом астронавты приступят к сборке генератора.
— Надеюсь. Свяжите меня с Полярным. Хочу выяснить, что по этому поводу думает Кремль. Нам сейчас нужно держаться вместе.
Глава 24
ПВ 12:06
Отсчет предстартовой готовности запуска ядерного двигателя почти закончился, когда из Центра управления полетом поступило сообщение о случившейся катастрофе. Флэкс сначала собрал все данные и лишь потом известил экипаж о происшедшем. На связь вышла Надя, и он во всех деталях рассказал ей о падении ускорителя. Надя вызвала из моторного отсека Патрика и Брона и передала им скорбную весть. Наверное, именно таким голосом говорил Гагарин, первый космонавт нашей планеты, когда пилотируемый им самолет мчался навстречу гибели. Гагарин не катапультировался, чтобы истребитель не упал на школу и дома. Голос его был ровен и спокоен до самого финала. Майор Калинина прошла ту же самую выучку.
Сначала Патрик и Элай отказывались ей верить — слишком уж невероятным казалось случившееся.
— Этого не может быть, — повторял Элай. — Абсолютно исключено!
— И тем не менее это случилось, — тихо, но решительно прервал его Патрик. — Случилось. И мы ничего не можем здесь изменить. Это бремя, которое нам придется нести всю оставшуюся жизнь. Я не знаю, кто виноват. Может быть, виноватых вообще нет. Нам придется пока что выкинуть это из головы, хоть я и знаю, что требую невозможного. Однако у нас срочная работа. Надя, оставайтесь на связи и докладывайте нам обо всем. Мы с Броном пойдем налаживать двигатель. — Он посмотрел на табло предстартовой готовности, Надя и Элай тоже. — 12:42 У нас остается мало времени. Меньше двенадцати часов на то, чтобы разогнаться и уйти с этой чертовой орбиты. Если не получится, то нас постигнет та же участь. Только «Прометей» проделает в Земле дыру куда большую, чем ускоритель.
Уинтер молча развернулся и нырнул в туннель; Элай последовал за ним.
— Я свяжусь с Центром, — сказала им вслед Надя. Она встала с гравитационной кушетки и заглянула в отсек экипажа. Глаза ее были красны — не от слез, а от усталости. Она еле двигалась.
— Вам нужно отдохнуть, — сказала Коретта. — Это я говорю вам как врач.
— Я знаю, спасибо. Но не сейчас. Слишком много работы. Нужно проверить всю систему воздушных фильтров. А также топливную схему.
— Могу ли я помочь?
— Нет, это специфическая работа, которую умеем делать только Патрик и я.
Надя удалилась в пилотский отсек.
— Всегда одно и то же, — пожаловался Сальников. — Нам с вами делать абсолютно нечего, только ждать, ждать и ждать. Вы-то хоть врач, а я тут на положении пятого колеса в телеге. Балласт и ничего больше.
Выражение лица у него стало совсем кислым — типичный случай славянской меланхолии.
— Вы слишком легко падаете духом, — заметила Коретта, придвигаясь к нему поближе. — Я согласна, что наш полет нельзя назвать безоблачным, но дела не так уж плохи. Наслаждайтесь отдыхом, пока вы пассажир. Когда мы выйдем на орбиту, вы станете главным человеком на борту. Ведь из-за вас, собственно, и затеяна вся экспедиция. Пилоты — просто как бы ваши шоферы, а моя основная задача — следить, чтобы у вас не было насморка. Насколько я помню, вся эта катавасия называется проект «Прометей» и задумана с единственной целью — развернуть на орбите солнечный генератор. Теперь, когда нет полковника, вы единственный, кто может это сделать.
Сальников стиснул свои большие ладони.
— Без Владимира мне будет трудно.
— Григорий, вам придется выйти из этого состояния, — сказала Коретта профессиональным тоном. Открыв аптечку, она достала пузырек с таблетками. Заодно прихватила с собой бутылочку воды.
— Примите вот это, — сказала Коретта, протягивая Сальникову две белые капсулы. — Запейте водой. Через два часа дам вам еще две.
— Что это такое? — спросил он с подозрением.
— Это специальное средство, разработанное фармацевтами для оказания помощи в случае стресса технологического происхождения. Транквилизаторы — великая вещь. Они помогают нам избежать возможных истерик.
— Спасибо, но я стараюсь не принимать лекарства. Они мне не нужны.
— Не бойтесь, Григорий. Эти таблетки не принесут вам вреда, наоборот, помогут. — Коретта заметила страдальческие морщинки у глаз и в уголках губ Сальникова. — Я бы и сама не прочь немножко снять напряжение.
Она сунула пилюли в рот, продемонстрировав, что они действительно лежат у нее на языке, и запила их водой. Потом достала из пузырька еще две.
— Теперь ваша очередь. И не спорьте.
На сей раз Сальников проглотил таблетки без возражений. Коретта вздохнула с облегчением. Тем временем Элай, находившийся далеко внизу, в моторном отсеке, испытывал не меньшее напряжение. Несмотря на терморегуляцию, он обливался потом. Не от работы, а от волнения. Проверка была почти закончена, еще чуть-чуть — и ядерный двигатель будет готов к пуску.
— Все в порядке, — наконец объявил Брон.
— Будем начинать, — ответил Патрик. — Я могу тебе чем-нибудь помочь?
— Нет. Пока вроде бы нормально. Этот двигатель теоретически довольно прост. Урановая пыль заключена в неоновых вихрях, находящихся внутри ламп. Кварцевые трубы, в которых содержится эта смесь, окружены слоем водорода с примесью вольфрама, чтобы увеличить теплостойкость. Водород сдерживает нагревание плазмы урана-235, который медленно нагревается до 23 000 градусов по Кельвину. При этом нагревается и сам водород. В результате он вырывается из реакционной камеры. Это последний этап перед стартом: остается лишь включить турбонасосы во вторичной водородной петле…
Брон замолчал на полуслове — раздался какой-то звонок, и на пульте зажглись красные огоньки. Элай быстро защелкал выключателями.
— Так и должно быть? — спросил Патрик.
— Нет, так быть не должно, — ответил Элай, причем зубы его обнажились в довольно зловещей ухмылке. — Старт пока что откладывается. Что-то не в порядке.
Оба одновременно посмотрели на табло Полетного Времени. 13.03.
Оставалось меньше одиннадцати часов до того момента, когда орбита приведет «Прометей» в соприкосновение с атмосферой.