Он зашел в отделение «Вестерн-Юниона» на Девятой авеню. Бледная девушка за высокой конторкой подняла голову, и ее взгляд, скользнув по нему, уперся в большое окно, за которым бурлила залитая солнцем улица. Она промокнула носовым платком капли пота на губе, потом вытерла подбородок. Операторы, склонившиеся над своей работой, вообще не подняли головы. Здесь было очень тихо, через открытую дверь проникал лишь приглушенный шум города. Внезапно очень громко застучал телетайп. На скамье в дальнем конце помещения сидели шесть парней, подозрительно поглядывавших на него. Подходя к диспетчеру, он слышал, как их ноги шаркают по полу и скрипит скамейка. Он заставил себя не оборачиваться и остановился у стойки, терпеливо ожидая, когда человек обратит на него внимание.
— Что тебе нужно, парень? — процедил диспетчер, наконец поднимая голову.
Человеку было за пятьдесят, он устал и умирал от жары, сердясь на весь мир, обещавший ему что-то большее.
— Вам нужен посыльный, мистер?
— Нет. У нас и так слишком много всяких мальчишек.
— Я умею работать, мистер. Буду работать в любое время, когда скажете. У меня есть вступительный взнос. — Он вытащил одну десятидолларовую купюру и положил ее на конторку.
Мужчина мельком взглянул на деньги, и отвел глаза в сторону.
— У нас слишком много мальчишек.
Скамья позади скрипнула, и Билли услышал звук шагов. Это был один из тех парней. Голос был напряжен от злости.
— Этот китаец к вам пристает, мистер Бургер?
Билли сунул деньги обратно в карман.
— Сядь, Роулз, — сказал мужчина. — Ты знаешь, как я отношусь к разборкам и дракам.
Он взглянул на обоих и Билли догадался: ему здесь не работать, если быстренько что-нибудь не предпринять.
— Благодарю, что позволили поговорить с вами, мистер Бургер, — сказал он вежливо и, повернувшись, что есть силы наступил парню на ногу. — Не смею вас больше беспокоить…
Парень заорал и ударил Билли кулаком в ухо. Билли промямлил что-то, но не сделал попытки защититься.
— Отлично, Роулз, — с отвращением сказал Бургер. — Убирайся отсюда, ты уволен.
— Но… мистер Бургер… — жалобно заскулил парень. — Вы же не знаете, что этот китаец…
— Выметайся! — Бургер привстал и рассерженно ткнул пальцем в мальчишку. — Быстро!
На минуту о Билли забыли, и он отошел в сторону, боясь улыбнуться.
До парня наконец дошло, что делать ему здесь больше нечего, и он ушел, злобно взглянув напоследок на Билли. Бургер вытер одну из дощечек для посыльных.
— Отлично, парень, похоже, ты получишь работу. Как тебя зовут?
— Билли Чун.
— Мы платим по пятьдесят центов за каждую доставленную телеграмму. — Он встал и подошел к Билли, держа в руке дощечку. — Ты оставляешь в залог десять долларов и берешь телеграмму. Приносишь дощечку — получаешь десять пятьдесят. Ясно?
Он положил дощечку на стойку. Билли взглянул на нее и прочитал написанные мелом слова: «Минус пятнадцать центов».
— У меня все будет в полном порядке, мистер Бургер.
— Отлично. — Он ладонью стер надпись. — Садись на скамейку и заткнись. Никаких драк, никаких разборок, никакого шума, а иначе получится как с Роулзом.
— Да, мистер Бургер.
Билли сел. Мальчишки посмотрели на него с подозрением, но ничего не сказали. Через несколько минут маленький смуглый парнишка наклонился к нему и пробормотал:
— Сколько он с тебя снимает?
— Что ты имеешь в виду?
— Не будь идиотом. Или ты отдаешь ему часть бабок, или больше здесь не работаешь.
— Пятнадцать.
— Говорил я тебе, что он так и сделает, — громко прошептал другой парень. — Говорил я тебе, что он не остановится на десяти… — Он резко осекся: диспетчер посмотрел в их сторону.
День покатил по своей горячей наезженной колее, и Билли был доволен, что сидит вот тут и ничего не делает. Некоторые парни уходили с телеграммами, но его ни разу не вызывали. Соево-чечевичные бифштексы оказались тяжелой для желудка пищей, и ему дважды пришлось выйти в темный, убогий туалет во дворе здания. Тени на улице удлинились, но в воздухе по-прежнему висела все та же удушающая жара, что держалась последние десять дней. В шесть часов пришли еще трое мальчишек и с трудом уместились на скамье. Бургер сердито посмотрел на них: похоже, только так он и мог смотреть.