— Сэр, перед нами одна из наиболее опасных инопланетных форм жизни. Вам доводилось слышать об омерзительном дюнокате?
— Разумеется.
— Так вот, мы столкнулись с тем, кому дюнокат не годится и в подметки. Сэр, вы видите дюнокарта. По слухам, он способен, на стадии зародыша, перелетать с планеты на планету; совершив посадку в пустыне, он откладывает яйца. Его панцирь выдерживает залп из лазерной пушки, а питается он металлом.
— Выходит, он уписывает наши рельсы? Прекратить!
— Сэр, я бы посоветовал не горячиться. Понимаете, дюнокарт способен плюнуть ядовитой слюной на сотню метров. Если он разбушуется, нам не обойтись без атомной бомбы…
— Ага! Сделаем так: положим атомную бомбу в металлический ящик, который поставим на колею. Твой дюнокарт сожрет ящик вместе с бомбой, взлетит на воздух, и мы поедем дальше…
— Замечательный план, сэр. У него только один недостаток: мы не захватили с собой атомной бомбы.
— Вечно ты все портишь, — проскулил адмирал.
— Поздравляю с повышением, лейтенант Парртс, — проговорила Стайрин с улыбкой, широко раскрывая чудеснейшие на свете глазки, улыбаться которыми, надо признать, было несколько затруднительно.
— Спасибо, лейтенант Фом. Поскольку мы теперь в одном звании, можно называть вас по имени? А, Стайрин?..
— Заткнитесь, Парртс! — рявкнул адмирал. — Подумай лучше, как нам выбраться из лужи, в которую ты нас снова усадил!
— Все очень просто, — заметила Стайрин, поглядела на гигантское насекомое и изящно икнула. — Надо его объехать.
— Как?
— А уж это ваши трудности, сэр, благо вы помешаны на железных дорогах. Как вспомню, сколько мне пришлось прослушать лекций об изобретательности проходчиков прошлого…
— Тихо! — Адмирал поглядел по сторонам, подумал и усмехнулся. — Мы объедем его. Здорово я придумал, верно? Снимем часть пути позади поезда, проложим ветку вокруг дюнокарта и так доберемся до того места, где колея продолжается.
— Похоже, нам предстоит уйма работы, — пробормотал Парртс.
— Ты прав, приятель. Вы будете работать, а я — следить за тем, как продвигается дело. Иди-ка распорядись.
Солнце село и взошло снова, и так повторялось не один раз, пока солдаты разбирали путь и таскали по нагретому за день песку рельсы и шпалы. На худых руках вспухли могучие бицепсы, кожа покраснела, затем почернела, — подобное произошло со всеми за исключением негров, которые и без того были черными. Адмирал изрядно растолстел, что было вполне естественно, поскольку он не вылезал из кабины локомотива, где уплетал сандвичи и читал древние железнодорожные расписания. Но даже величайшей пустыне рано или поздно приходит конец, даже громаднейший в мире дюнокарт далеко не необъятен. Шаг за шагом люди продвигались вперед и достигли-таки места, от которого продолжалась нетронутая колея. Ради такого события адмирал кое-как выбрался из кабины и собственноручно заколотил золотой костыль, после чего все расселись по вагонам, и поезд покатил в направлении манящего горизонта, причем никто из людей и не подумал оглянуться на дюнокарта. Состав остановился лишь с наступлением темноты — до того все были возбуждены и наслаждались скоростью, — и адмирал распорядился организовать праздничный банкет. Вино лилось рекой; как ни удивительно, Дубби несколько воспрял духом — настолько, что не заметил, как отключился упившийся до чертиков в глазах майор полиции. Оказавшись предоставленными самим себе, Парртс и Стайрин обменялись под столом рукопожатием и вперили друг в друга горящие взгляды.
— Мы теперь в одном звании, — простонал Парртс. — Мы можем пожениться, заключить военный брак под скрещенными лучеметами.
— Как романтично!
— А потом, когда появится возможность, мы дезертируем, найдем заброшенную планету, поселимся на ней и будем день и ночь…
— Не продолжай, — пролепетала Стайрин, — а то мы не выдержим, и адмирал велит расстрелять нас обоих.
— Ты как всегда права, Стайрин.
— Парртс, милый, у тебя нет другого имени? — Он покраснел и потупился. — Что с тобой?
— Есть, только я его никому не открываю.
— А мне?
— Ты будешь смеяться.
— Ни за что!
— Меня зовут… Персиваль.
— Персиваль Парртс… Как здорово! Милый, можно я буду звать тебя Перси?
— Да, если ты позволишь называть тебя Стайри…
— В жизни не слышал такой бредятины, — произнес очнувшийся майор. — По-моему, меня сейчас стошнит.
Поезд катил дальше на север, и ночи становились все холоднее; пустыня мало-помалу сошла на нет, колея вела теперь через лес, в котором росли исполинские деревья высотой за сотню метров. Из окон открывалось великолепное зрелище, пассажиры наслаждались природой, что, естественно, должно было пробудить подозрения, но, к сожалению, не пробудило, а потому, когда лес кончился и вновь начались возделанные поля, все испытали нечто вроде шока.