Со странным стеснением в груди Чимал распахнул двери. Перед ним лежал огромный зал, почти такой же большой, как пещера с росписью, но только ничем не украшенный и темный, освещенный лишь отдельными редкими светильниками. Задняя и боковые стены зала были на месте, а передняя отсутствовала: перед Чималом открылся вид ночного звездного неба.
То не было небо, которое Чимал видел раньше. Не было ни луны, ни близкого горизонта, ограниченного стенами долины. Только звезды, звезды, несметное число их, накрывшие его, словно волной! Знакомые созвездия, если они и были здесь, затерялись среди бесконечности других светил, бесчисленных, как песчинки в пустыне. И звезды перемещались, словно укрепленные на ободе гигантского колеса. Маленькие, тусклые звездочки, звезды, подобные пылающим разноцветным факелам — чистые и немигающие светила, совсем не такие, как звезды в небе над долиной.
Что все это могло означать?
С непонятным трепетом Чимал пошел вперед, пока не наткнулся на какое-то холодное невидимое препятствие. Он прикоснулся к нему рукой и вдруг понял, что перед ним то же прозрачное вещество, из которого был сделан щит у машины; страх его исчез. Значит, вся эта стена — огромное окно, выходящее — куда? Закругленное окно выдавалось вперед, и, когда Чимал приблизил лицо к самой его поверхности, он увидел, что звезды заполняют небо справа и слева, сверху и снизу. У Чимала закружилась голова, ему показалось, что он падает в эту звездную бездну. Он оперся рукой о твердый прозрачный материал, но в его непривычном холоде было что-то такое зловещее, что он поскорее отстранился. Может быть, это небо над другой долиной? Если так, то где же сама долина?
Чимал в смятении отступил, напуганный новой неизвестностью. В этот момент до его слуха донесся слабый звук.
Шаги? Он сделал попытку развернуться, но орудие для убийства неожиданно было вырвано у него из рук, и он отлетел к холодной поверхности окна: перед ним стояли главный смотритель и еще трое; все они были вооружены, все держали его на прицеле.
— Ты наконец достиг конца, — произнес главный смотритель.
Звезды
Данфе тогуй тогуй
Хин хамби тегу.
Ндахи тогуй тогуй
Хин хамби тегу.
_ Нбуй тогуй…
_ Хин хамби пенгуй.
…
Река течет, течет
И не знает преград.
Ветер веет, веет
И не знает преград.
_ Жизнь проходит…
_ Что о том жалеть!
Чимал расправил плечи, готовый встретить смерть. Слова предсмертной молитвы сами пришли ему на память, и он произнес первые фразы, прежде чем осознал это. Он готов был вырвать свой предательский язык и твердо сжал непослушные губы. Не существовало богов, которым можно было бы молиться; мир был совсем незнакомым местом.
— Я готов убить тебя, Чимал, — раздался сухой и бесстрастный голос главного смотрителя.
— Ты узнал мое имя и теперь признаешь мое существование, но все равно хочешь меня убить. Почему?
— Я задам тебе вопрос, и ты на него ответишь, — не обращая внимания на его слова, продолжал старик. — Мы слушали разговоры жителей долины и многое узнали о тебе, кроме самого главного, Твоя мать не может сказать это нам — она мертва…
— Мертва! Как это случилось? Почему?
— …ее казнили вместо тебя, когда узнали, что она тебя освободила. Гнев жрецов был велик. А она, казалось, была рада смерти и умерла с улыбкой на губах.
Да, они следили за происходящим в долине, очень внимательно следили. Мама…
— Прежде чем умереть, она сказала очень важную вещь. Она утверждала, что в случившемся виновата она, согрешившая двадцать два года назад, а тебя винить не следует. Знаешь ли ты, что она имела в виду?
Так, значит, она умерла. Но Чимал чувствовал себя настолько отстраненным от своей жизни в долине, что боль утраты оказалась меньше, чем он ожидал.
— Говори! — приказал главный смотритель. — Знаешь ли ты, что она хотела этим сказать?
— Знаю, но тебе не скажу. Ты не испугаешь меня угрозой смерти.
— Ты глупец. Отвечай немедленно: почему она сказала «двадцать два года назад»? Имел ли ее грех отношение к твоему рождению?
— Да, — ответил Чимал удивленно. — Откуда ты узнал?
Старик нетерпеливо замахал руками.
— Отвечай мне и не лги, ибо это самый важный вопрос, который тебе когда-либо будет задан. Скажи мне, как звали твоего отца?