— Так кто же из них? — прервал его Беникоф. — Я не собираюсь отрицать, что разные страны совершили множество преступлений. Это самое скверное наследие национализма и патологически глупых политиков, которое, как и войну, предстоит искоренить. Но мы пришли сюда не для лекций на политические темы. К кому из них вы обратились со своим планом? Кто из них стоит за похищением и убийствами?
— Да разве это так важно? Все они на это способны, и уверяю вас, что многие были готовы на это пойти. Может быть, и стоило бы вам сказать, но я должен сделать кое-что поважнее.
Бэкуорт сунул руку в карман пиджака, выхватил пистолет и направил на них.
— Я прекрасно стреляю, так что не двигайтесь с места. Я ухожу — но сначала у меня есть кое-что для тебя, Брайан. Кое-что, что давно тебе причитается. Твоя смерть. Если бы ты тогда умер, чего от тебя ждали, я бы не прятался здесь, а был бы свободным, уважаемым человеком. И весьма богатым. Мне пора идти, а тебе умереть. Наконец-то…
— Убивать запрещаю! — оглушительно взревел Свен на пределе усиления своего динамика. В то же мгновение он бросился вперед, на Бэкуорта.
Три выстрела последовали один за другим. Робот пошатнулся, вцепился в Бэкуорта, содрогнулся и повалился на землю, все еще держа противника в прочном объятии. Бэкуорт попытался высвободиться, поднял пистолет, прицелился в голову Свена и выстрелил еще раз — прямо в мозг.
И тут произошло нечто ужасное.
Все до единой веточки деревьев-манипуляторов, от самых больших до самых крохотных, вдруг расправились. Бессчетные тысячи металлических лезвий, более острых, чем самые острые ножи, впились в тело Бэкуорта. Они мгновенно разобрали его на клетки, вспороли все до единого кровеносные сосуды. Кровь беззвучно хлынула на землю, и Бэкуорт умер. Только что он был жив — и вот превратился в истекающую кровью плоть.
Бен взглянул на страшное зрелище и отвернулся. Но Брайан все смотрел и смотрел. Он не видел этой кровавой горстки плоти — он видел только Свена, только свой искусственный интеллект. Своего друга. Мертвого, как и Бэкуорт. Все еще живущего в иных своих воплощениях. Но здесь, сейчас — мертвого.
— Несчастный случай, — сказал Бен, приходя в себя.
— Разве? — спросил Брайан, глядя на две неподвижно лежащие на земле фигуры. — Может быть, и так. А может быть, Свен всего-навсего уберег нас от множества бед. Этого мы никогда не узнаем.
— Да, наверное. Не узнаем и того, к какой стране обращался Бэкуорт. Но, как он и сказал, вряд ли это так важно. Теперь все кончено, Брайан, — вот что важнее всего.
— Кончено? — Брайан поднял голову. Его застывшее лицо было лишено всякого выражения. — Да, для вас кончено. И для Свена кончено. Но для меня ничего не кончено. Они меня убили, неужели вы не понимаете? Они убили Брайана Дилени. У меня сохранились кое-какие его воспоминания, — но я не он. Я полчеловека, полпамяти. И мне начинает казаться, что я вообще не совсем человек. Смотрите, что они у меня отняли. Сначала жизнь. А потом мою человеческую сущность.
Бен хотел что-то сказать, но Брайан остановил его, подняв палец:
— Не говорите этого, Бен. Не пытайтесь разубеждать меня и спорить. Потому что я знаю, что я такое. Может быть, это и к лучшему. Я теперь ближе к машинному интеллекту, чем к вам. Я сознаю это. Не могу сказать, что это мне нравится или не нравится, — я просто сознаю это. И пусть будет так.
На лице Брайана появилась кривая, хитрая, совсем не веселая усмешка.
— И больше не будем об этом. Раз я теперь машинный интеллект, почему я должен горевать, что перестал быть человеком?
Наступившее молчание нарушал только вой сирен подъехавших полицейских машин.