— Предлагаю… — возмущенно фыркнула Фар<.
— Приказываю — если тебе не нравится. Но я великодушна и незлопамятна. Ты и еще четверо твоих — кого хочешь. Ты поедешь с нами, Энге?
— Я должна остаться в городе и подготовить его для новеньких, хотя больше всего хочу сопровождать тебя. Сатсат, ближайшая моя, ты согласна поехать вместо меня?
— С радостью!
— Осталось трое, — заключила Амбаласи и, потянувшись, пошла прочь. — Я сообщу, когда настанет время отправляться, — обернулась она на ходу.
Величественным шагом она шествовала по городу, выращенному ее руками, названному ее именем. Впрочем, шла она медленно, понимая, что причиной тому не просто усталость. Она была стара и теперь часто в моменты спокойной задумчивости ощущала, что физические силы на исходе. Скоро придет конец — может быть, не завтра, но завтрашнее завтра, глядишь, наступит без нее. Следовало еще многое сделать, пока не свершилось неизбежное.
Когда она пришла в лабораторию, Сетессеи занималась образцами, но сразу бросила все дела и застыла в ожидании указаний.
— Надо вырастить контейнеры.
Амбаласи достала несколько высушенных яиц. Потом отыскала все необходимое и протянула помощнице.
— Для роста — питательная жидкость, потом заполни их мясом. Но сначала принеси угункшаа и запоминающего зверя.
— Какого?
— Какого-нибудь из пустых — я хочу сделать новую запись.
— Тут есть такой — в нем твои ранние заметки об океанических течениях и южных ветрах. И описание открытий.
— Давай его сюда. Это мне и нужно. Пустых мест не должно оставаться. Только сообщения об исторически важных свершениях.
Угункшаа, зверь, преображенный иилане', восседал перед Амбаласи, сверкая огромной органической линзой. Сетессеи установила рядом запоминающего зверя и осторожно вставила один из выростов, выступавших над почти атрофировавшимися глазами, в складку на боку говорителя памяти. Она подстроила прибор, и на линзе замелькало черно-белое изображение, послышался неразборчивый голос. Звуки и изображение пропали, когда на приборе открылся второй глазок поменьше и уставился на Амбаласи.
— Говори, — сказала Сетессеи. — Он будет слушать и запоминать.
Отпустив помощницу, Амбаласи собралась с мыслями и начала говорить. Каждое ее движение, каждое слово запечатлевалось в мозгу запоминающего животного.
— Сначала я расскажу о морских течениях, которые привели меня к этой новой земле…
…
— Довереннейшая моя Сетессеи останется с вами, пока я буду отсутствовать, — сказала Амбаласи. — Хоть она не равна мне, но о городе знает все, помогала растить его и умеет лечить раны, которые твои неуклюжие сестры получают на каждом шагу.
— Благодарность-многократная-огромная, — ответила Энге. — Все ли готово?
— Почти все. Сегодня закончат консервировать мясо. Когда пузыри погрузят, можно отправляться. Лучше всего с утра — мне нужно понаблюдать за течениями: как они идут на север и где исчезают. Надо собрать старые карты и те, что сделала я. И еще я хочу увидеть город Алпеасак, о котором ты столько мне говорила.
— Смерть и гибель в огне! Все иилане' мертвы, и повсюду одни устузоу с острыми каменными зубами в лапах — и в рощах, и на улицах.
— Тем не менее ты, Энге, и еще несколько сестер уцелели.
— Горстка оставшихся в живых Дочерей Жизни бежала на урукето, они все теперь здесь. Уцелела капитан и ее экипаж. И та, чье имя я не хочу произносить. Был еще самец — я не знаю, как его зовут — и с ним ученая Акотолп.
— Акотолп! Жирная и круглая, как речной угорь.
— Она самая.
— И где же она теперь?
— Неизвестно. Мы оставили урукето — я ведь рассказывала тебе, — чтобы избежать смерти от рук той, чье имя не называю.
— Надо бы осмотреть город. Может, устузоу уже покинули его. Течение уходит на север и так или иначе принесет нас прямо к берегам Энтобана. Проведем наблюдения, сверим карты.
…Они отправились в путь, едва рассвело. Урукето вышел из устья реки в открытое море.
Двоим членам экипажа было велено бросать в море нескхаков. Животные пытались нырнуть поглубже и скрыться, но их вытаскивали из воды за длиннющие выросты на хвостах. Когда температура менялась, изменялся и цвет их шкур. Амбаласи делала пометки на карте, потом нескхаков снова выбрасывали в воду.
Дочери-миссионерки проводили время в праздности и без конца рассуждали о восьми принципах Угуненапсы где-нибудь в уголке камеры, чтобы не услышала Амбаласи.