Суммируя сказанное: Ильф и Петров — почти как в «Двенадцати стульях» — исхитрились вычеканить идею «Золотого теленка», следуя актуально прочерченной генеральной линии «после “Головокружения от успехов”», но найдя ей личное, искреннее толкование.
В «Двенадцати стульях» Москва — пространственно-смысловой центр романа. Ей отведена 2-я центральная часть, в Москве происходит сюжетная развязка. Напротив того, в «Золотом теленке» 2-я часть — черноморская, в ней впервые ощутимо включается политический календарь романа, и в финале в Черноморск — мимоходом заехав в столицу — возвращается великий комбинатор. Иными словами, если «Двенадцать стульев» — с точки зрения поэтики пространства — центростремительный роман, то «Золотой теленок» — центробежный.
В предисловии к «Золотому теленку» Ильф и Петров дали версию того, как было принято решение об убийстве Бендера в «Двенадцати стульях», которая охотно повторялась исследователями. Сначала соавторы спорили, убивать ли Бендера, потом выбор определился жребием: «В сахарницу были положены две бумажки, на одной из которых дрожащей рукой был изображен череп и две куриные косточки. Вынулся череп — и через полчаса великого комбинатора не стало, он был прирезан бритвой».
Так ли было, нет ли, неважно. Даже если и не так, все равно понятно, что вопрос об участи главного героя актуален тогда, когда пора «ставить последнюю точку». А с последними главами «Двенадцати стульев» соавторы очень торопились: журнальная публикация уже шла, роман надлежало закончить как можно скорее. Хоть как-то, лишь бы скорее.
Поражение всех «охотников за бриллиантами» было изначально предрешено. При этом ни Востриков, ни Воробьянинов особого сочувствия читателей и не должны были вызывать. Алчные, неумные, трусоватые — жалеть некого. Потому, волею авторов, они полностью осознают свое поражение, буквально сходят с ума от горя и обиды. Иное дело — великий комбинатор: веселый, остроумный, отважный, щедрый и великодушный, даже не лишенный своеобразного благородства. К нему соавторы были более милостивы: Бендер предательски убит. Он умер во сне, а засыпая, предвкушал скорую победу. Он не успел узнать о своем поражении.
Великий комбинатор умер непобежденным. Вот почему рано или поздно у читателей возникал вопрос: а если бы Воробьянинов и Бендер сразу вели поиск правильно, мечта бы исполнилась? «Идеологически правильный» ответ был очевиден и однозначен: все равно никогда бы не исполнилась. Все равно даже и великому комбинатору не выиграть у советской власти, никто в СССР не может и не сможет пользоваться богатством, приобретенным незаконно. Что и предстояло обосновать художественно.
Вряд ли Ильф и Петров были воодушевлены такой задачей. Но ссылкой на необходимость ее решения вполне обосновывался «социальный заказ» продолжения дилогии. Чем и воспользовались соавторы. В ситуации «после “Двенадцати стульев”» они приступили к роману о победе и окончательном поражении великого комбинатора. Бендер добывал богатство — и не мог его тратить. Потому что деньги сами по себе мало что значили: все жизненные блага в СССР распределялись соответственно «вкладу в строительство социализма». Победив, авантюрист вынужден был скрывать свою победу. Ему не купить собственный дом или автомобиль. Ему постоянно приходится уходить от вопроса о причинах богатства. Это и есть его поражение. Что и требовалось доказать.
Правда, завершение и публикацию романа приходилось откладывать — политическая ситуация постоянно менялась. И все же пришло время, когда продолжение «Двенадцати стульев» было вновь востребовано. На исходе 1930 года новый роман, с одной стороны, способствовал дискредитации бухаринского лозунга относительно уместности обогащения, а с другой — вписывался в ситуацию «после “Головокружения от успехов”». Критикам пришлось учитывать эти обстоятельства.
В архиве Ильфа и Петрова сохранился ранний вариант финала «Золотого теленка», который свидетельствует о прежнем, скажем так, милостивом отношении соавторов к великому комбинатору.