С этой точки зрения полезно «медленно» прочитать эпизод любовного объяснения великого комбинатора: «— Вы знаете, Зося, — сказал Остап, — что на каждого человека, даже партийного, давит атмосферный столб весом в 214 кило. Вы этого не замечали?
Зося не ответила.
В это время Антилопа со скрипом проезжала мимо кино “Капитолий”. Остап быстро посмотрел наискось, в сторону, где помещалась летом учрежденная им контора, и издал тихий возглас. Через все здание тянулась широкая вывеска:
Во всех окнах были видны пишущие машинки и портреты государственных деятелей. У входа с победной улыбкой стоял молодец-курьер, не чета Паниковскому. В открытые ворота с дощечкой “Базисный склад” въезжали трехтонные грузовики, нагруженные доверху кондиционными рогами и копытами. По всему было видно, что детище Остапа идет по правильному пути.
— Вот навалился класс-гегемон, — повторил Остап, — даже мою легкомысленную идею, и ту использовал для своих целей.
А меня оттерли. Зося! Слышите, меня оттерли. Я несчастен. Скажите мне слово утешения.
— И после всего, что было, — сказала Зося, впервые поворачиваясь к Остапу, — в утешении нуждаетесь вы?
— Да, я.
— Ну, это свинство.
— Не сердитесь, Зося. Примите во внимание атмосферный столб. Мне кажется даже, что он давит на меня значительно сильнее, чем на других граждан. Это от любви к вам. И кроме того, я не член профсоюза. От этого тоже».
Основной мотив эпизода сразу задается трагическим символом «атмосферного давления», который пока не расшифрован, но к его дешифровке должна подтолкнуть следующая картинка. Муляжная контора «Рога и Копыта» развилась в серьезную организацию и «идет по правильному пути». Казалось бы, победное развитие Гособъединения Рога и Копыта — новая вариация мотива «строительной жертвы», отыгранного в «Двенадцати стульях»: класс-гегемон, «навалившись» на одиночку, «использовал для своих целей» его «легкомысленную идею», а идеолога «оттер». Но Бендер (или авторы) лукавят: идея великого комбинатора не «легкомысленная», а криминальная, нацеленная на прикрытие процедуры шантажа, и едва ли из нее получилось что-либо полезное для «класса-гегемона». Если в первом романе дилогии на деньги концессионеров сделали бесспорно хорошее дело — построили клуб, то во втором идея Остапа, похоже, способствовала размножению ненавистных бюрократов, и потому мотив звучит сатирически.
В любом случае — после видения строительной жертвы — мотив атмосферного давления получает щемящую интерпретацию, которой завершается эпизод. «Атмосферный столб», оказывается, давит на великого комбинатора «значительно сильнее, чем на других граждан». Потому что он несчастливо влюблен. И потому что он «не член профсоюза», т. е. отчужден от коллектива. Трагическая тайна символа атмосферного давления заключена в том, что давление вроде бы должно давить всех, а замечают его немногие избранные.
Изображение конфликта коллектива с личностью поддерживается и на уровне литературных аллюзий. В 1-й части Бендер отказывался состоять «каменщиком» на строительстве социализма, что при адекватном толковании цитаты было тождественно строительству тюрьмы. Столь же двусмысленно Ильф и Петров описали прощание Бендера — в момент пересечения границы — с родиной: «Он обернулся к советской стороне и, протянув в тающую мглу толстую котиковую руку, промолвил:
— Все надо делать по форме. Форма номер пять — прощание с родиной. Ну, что ж, великая страна! Я не люблю быть первым учеником и получать отметки за внимание, прилежание и поведение. Я частное лицо и не обязан интересоваться силосными ямами, траншеями и башнями. Меня как-то мало интересует проблема социалистической переделки человека в ангела и вкладчика сберкассы. Наоборот. Интересуют меня наболевшие вопросы бережного отношения к личности одиноких миллионеров…»