Лидеры оппозиции пытались вступить в диалог с партийным руководством. Даже официально предупреждали ЦК ВКП(б) о нависшей, по их словам, неминуемой угрозе: «Китайское поражение может самым непосредственным образом отразиться и на судьбе СССР в ближайшее же время. Если империалистам удастся на длительное время “усмирить” Китай, — они двинутся на нас, на СССР. Поражение китайской революции может чрезвычайно приблизить войну против СССР»[90].
Угроза, настаивали оппозиционеры, усугублялась еще и тем, что внутренняя политика правительства, нэп, снижает обороноспособность страны, поскольку ведет к «реставрации капитализма», множит и усиливает внутренних врагов, которые непременно будут консолидироваться с врагами внешними.
Апологеты сталинско-бухаринской «генеральной линии» попали в сложное положение. В основе аргументации оппозиционеров — базовая модель советской идеологии — «осажденная крепость»[91].
Именно такая модель и оправдывала любые чрезвычайные меры. Если страна — «осажденная крепость», то население играет роль гарнизона, существование которого непосредственно зависит от готовности выполнять распоряжения командования. Безоговорочная готовность к повиновению осмысляется как условие существования.
Конечно, аргументы «левой оппозиции» можно было бы опровергнуть, ссылаясь на очевидность. На то, к примеру, что «мировая революция», как свидетельствовал недавний опыт, вообще маловероятна. И «шанхайский переворот» — в самом худшем случае — означает лишь безвозвратную потерю средств, потраченных на экспансию в Китай. Ну а китайская неудача отнюдь не чревата интервенцией, равным образом нет и угрозы со стороны противников советского строя внутри СССР.
Однако, приводя все эти аргументы, правительство отказалось бы от собственной политической аксиоматики.
Вот почему лидерам партии приходилось прибегать к экивокам, объясняя, что никаких выводов о провале «мировой революции» в связи с «шанхайским переворотом» делать не следует. «Мировая революция», утверждали они, по-прежнему остается актуальной задачей, правда, решить ее удастся не сразу, так ведь и раньше победа была не близка. Неверны и выводы оппозиционеров о стремительно надвигающейся войне: угроза «империалистической агрессии», конечно, существует, только война не завтра и не послезавтра начнется, международное положение СССР стабильно, Красная Армия способна разгромить любого агрессора. И пусть враги внешние по-прежнему рассчитывают на помощь своих «братьев по классу», но именно теперь внутренние враги ослаблены, потому опасность «реставрации капитализма в СССР» преувеличена. И не нужно постоянно рассуждать о «международном положении»: на то есть правительство, а гражданам СССР надлежит выполнять его решения.
Соавторы ангажированного Нарбутом романа отстаивали именно эти тезисы. Доказывали, что в Шанхае ничего особенного, угрожающего СССР не произошло.
17 апреля жители Старгорода — Ипполит Матвеевич и Леопольд Георгиевич, которого друзья называли просто Липа, обсуждают политические новости. Естественно, захват Шанхая гоминьдановцами и вероятность разгрома иностранных кварталов:
— Как вам нравится Шанхай? — спросил Липа Ипполита Матвеевича, — не хотел бы я теперь быть в этом сеттльменте.
— Англичане ж сволочи, — ответил Ипполит Матвеевич. — Так им и надо. Они всегда Россию продавали.
Тем не менее вопрос о победе гоминьдановцев оба собеседника считают решенным. Соответственно, Леопольд Георгиевич отмечает:
— Они скоро всю Хэнань заберут, эти кантонцы. Сватоу, я знаю. А?
Вот и все, что в рукописи прямо сказано о шанхайских событиях. Событие, осмысленное лидерами оппозиции в качестве катастрофического, для старгородских обывателей предмет явно неэмоционального обсуждения. Какие-либо последствия, угрожающие СССР, не прогнозируются.
Однако «шанхайский переворот» стал тогда шокирующим потрясением. В Китае его прямым последствием были разгром коммунистов и формирование одним из лидеров — Мао Цзэдуном — новой программы, подразумевавшей опору на деревни и крестьян, а не на промышленные города и рабочих.
90
Архив Троцкого: Коммунистическая оппозиция в СССР: 1923–1927 / Ред. Ю.Г. Фельштинский. М.: Терра-Terra, 1990. Т. 3. С. 61.
91